Странные люди
Шрифт:
Что-то было в коридоре неправильным. Сонный Пакость почти добрался до душа, когда понял, что дверь в комнату Немо приоткрыта и горит свет. Щурясь на кажущуюся невыносимо яркой лампу, он дошаркал до спальни и сунул голову внутрь.
– Подорвалась или не ложилась?
Пустая спальня ответила ему тишиной. На одной из четырех кроватей, той, которая стояла в дальнем углу у окна, была разобрана постель, одеяло разворочено белым хищным цветком, из пасти которого выпорхнула ловкая букашка. Забытый мобильный на углу кровати, там же раскрытая детская книжка… Нехорошая картина для комнаты замкнутой отмороженной
Пакость, тревожно хмурясь, огляделся, отгоняя от себя это нехорошее предчувствие дурного, пришедшее к нему после тяжелой ночи.
Одно из двух. Либо зачитавшаяся Немо упорхнула в одном с ним направлении только что, либо ушла еще вечером непонятно куда и до сих пор не вернулась.
«В «домашних» шлепанцах» добавил Пакость мысленно, перецепившись через ее сандалии.
«К кому умчалась и с концами? Ну не за книгами среди ночи? А там кто ее знает, придурошную…»
Погасив свет и захлопнув поплотней дверь, Пакость, отмахиваясь от колющего чувства тревоги, двинулся дальше, и у душа притормозил, прислушиваясь – нет ли кого. Только одинокая капля срывалась с крана, чтобы слиться в одно целое с такими же, как она в набежавшей на полу луже. Лагерь продолжал мирно спать, приглушив звуки и краски и совсем не реагируя на его пробуждение. Пакости казалось, что если он прислушается, то услышит, как «Ец» дышит по сне.
За рассохшейся дверью царила прохладная вязкая сырость. Плитка на полу, того же неясного цвета, что и линолеум в комнатах, топорщилась драконьей чешуей. В ямках и щелях теперь не высыхала вода. От защелки на двери остались только проржавевшие ушки, и дверь запиралась изнутри на туго ходящий толстый и не менее ржавый гвоздь.
Он раздевался, пялясь на темный неприветливый пейзаж и слепые окна пустого соседнего корпуса, от которого их отделяла заросшая лужайка и пара деревьев. Туман и сумерки превращали реальные предметы в расплывчатые неясные образы, и Пакость все мерещилось, что кто-то так же стоит в такой же душевой и смотрит на торец их корпуса через такое же окно. Он ухмыльнулся своей развивающейся паранойе. Если бы тут был еще кто-то - он бы знал. Пакость облазил «Ец» вдоль и поперек, заглядывая во все окна и дергая все двери.
Труба лишенного рассекателя душа нависла над ним, склонившись от покрытой черными пятнами стены, и захрипела, стоило повернуть кран. Сначала вода пошла холодная, но потом сжалилась и потеплела. Струя била прямо в макушку, заливая лицо и уши, стекая по подбородку, по плечам, по груди вниз и через минуту, а то и меньше, Пакости уже было плевать и на Немо с ее причудами, и на странные сны, и на туманные видения. Расслабившийся и повеселевший, он мылся долго и не спеша, наслаждаясь тишиной. Он совсем не услышал шагов в коридоре. Наверное, вода слишком сильно шумела. Короткий стук раздался внезапно, заглушив даже звук вырывающейся из трубы воды и потоков, выливающихся на ощетинившуюся плитку.
Тук-тук-тук.
– Раньше надо было просыпаться, Книжный Червь. Занято,- отозвался бордо Пакость, не сомневаясь в том, кто сейчас стоит за дверью.
Немо промолчала, но не ушла. А только снова, так же настойчиво повторила стук.
Тук-тук-тук.
– Терпение, терпение. Жди теперь. В большой семье клювом не щелкают. Чего это тебе так приспичило? В пыли
Шум воды. Шелест ее в сливе. Ни шагов, ни дыхания, ни звука трущейся о тело ткани.
Тук-тук-тук.
– Ты там разговаривать разучилась? – разозлился Пакость, закручивая скрипучий кран. – Словами можешь сказать? Или… - его пронзила внезапная догадка, и ухмылка вышла шире.
– Или это не Немо? Лисеныш, ты что ли?
Тук-тук-тук.
– Спящая? Да ну, не верю…
Тук-тук-тук.
– Ага! Я так и думал… Дик, Кит... или как там тебя? Жди спокойно, сказано же. Не охота – валяй на улицу. Все лужи в твоем распоряжении.
Тук-тук-тук.
Это уже было не смешно. Пакость не мог даже определиться, кому именно из живущих здесь с ним могло прийти в голову так тупо разыгрывать. Разве что этот самый Кит… Кто знает, что он за фрукт. Вот вам и нормальный…
– Я тебя щас головой постучу!
Тук-тук-тук.
Душевая была всего шага три в длину. И два широких шага до Пакости. Стараясь не издать ни одного лишнего звука, способного выдать его намеренья, он приготовился к рывку. Одежда и полотенце висели на разболтанных крючках у двери: одеваться – себя выдать.
– Ты чего там затих?
Тук-тук-тук.
Пакость рванул к выходу еще с первым стуком. Третий еще затихал, когда он отогнул гвоздь и распахнул дверь, желая расшибить лоб надоедливому стукачу. После тесной полной пара душевой в коридоре его, мокрого, мигом накрыла волна холода. Ни топота, ни ойка, ни хлопанья дверей…
Тяжело дышащий Пакость напряженно посмотрел по сторонам. Дверь открывалась так, что он бы увидел любого, кто промчался бы в сторону комнат. Стоящему за ней дверь, распахнувшись, должна было отрезать путь к отступлению, загнав в тупик.
Он заглянул за дверь. Пятачок свободного пространства. Слева стена. Справа - стена. С другой стороны двери - дверь туалета, запертая снаружи(!). Они сами так сделали в первые дни, потому что она постоянно хлопала от малейшего сквозняка. Пакость даже проверил крючок – заперто.
Дальше было только плотно закрытое окно. Ни единой живой души. Даже намека на ее присутствие.
Теперь холодно стало не только из-за стылого коридора. Сантиметр за сантиметром, отказываясь принимать то, что только что столкнулся с чем-то пугающим и странным, Пакость обшарил дверь, ища на ней что-то, ну хоть что-то, способное стучать. Стучать в ответ на его слова… Осматривая душевую, потом участок коридора у двери, потом окно, он мысленно спрашивал себя – не померещилось ли? Не было совпадением? Да какое совпадение может быть, если он считал, что общается с человеком. С живым человеком.
Спящий «Ец» молчал. Зловеще и угрожающе. Темный, блеклый, неясный, заброшенный, отвыкший от людей. Одичавший. Непонятный. В этом густом сером мареве могло скрываться все, что угодно. И хоть Пакость на этой мысли скептически фыркнул, теперь он смотрел на коридор корпуса другими глазами. Обычные вещи приобретали другой, зловещий вид – трещины на стенах, падающие капли, скрипящий за окном тополь…
Пакость одевался торопливо, натягивая одежду прямо на мокрое тело и поскальзываясь на мокрых плитках. У него было ощущение, что этой ночью все люди на земле куда-то пропали и он остался один в этой серой мгле и давящей тишине. Совершенно один.