Странные встречи славного мичмана Егоркина
Шрифт:
– Так, приехали! – иронично протянул доктор.
Андрей в это время уже разлил по стаканчикам принесенный мичманом южный напиток. Заметив это, Палыч предупредил: – Вы, ребята, осторожнее! Братан – он для себя гнал, на совесть, боится качество не дать, так что вместо сорока-то верных градусов 60–70 – гарантируется!
– За здоровье славного старшего мичмана Егоркина и его брата! – громогласно проревел здоровяк Курочкин. Все выпили. Из глаз Сергея потекли слезы.
– Что это было? – шипящим голосом выдавил из себя старший лейтенант.
– Не боись, не иприт! Чача, напиток такой, выгнанный из перебродившего виноградного жмыха. Слабый виноградный спирт, короче! Ты запей, закуси вот… – Андрей заботливо подложил закуски в тарелку молодому офицеру.
– Слабый? – прошипел обожженными связками подводник. – Да на нем торпеды работать смогут запросто!
– А что? Надо попробовать!
– Ага, для книги рекордов Гиннеса – все из торпед домой шило тянут, а ты – из дома понесешь! Сколько народа от удивления в госпиталь попадет!
– Да, жалко будет – по вкусу и качеству виски рядом не валялись! Не взирая на цену! – вставил Коромыслин.
– Ага! Не ботфортом консоме хлебаем! Уже виски за эталон держим! Сноб, однако! – фыркнул подошедший на огонек старый друг Петрюк.
– Вот ты, Андрей, молодец, как настоящий тыловик взял на себя «процесс обеспечения процесса» – ехидно одобрил его Рюмин.
– А у меня просто совесть болит, на вас глядючи, Николай Григорьевич, как вы даже банку открываете, или рыбу режете – и то и другое – так прямо с риском для жизни окружающих! Никакой техники исполнения! И безопасности – тоже!
– У тебя совесть болеть не может! – наставительно воздел палец к небу (или гаражному потолку?) врач-ветеран, – У тех, кто прослужил больше 7 лет в структурах тыла, она атрофируется или удаляется непосредственными начальниками и ревизиями в ходе специфической службы как рудиментарный орган! Так что это у вас, батенька, в лучшем случае – фантомные боли, не обольщайся! А вот я, ежели кого и покалечу – так сам и заштопаю, или стерильно обработаю место после ампутации некоторых ваших органов! Особенно тем, кому, по возрасту, они нужны все меньше и меньше!
– Не трогай Андрея, он чистый технарь и к флоту самое прямое касательство имеет, особенно в наших кошмарно-романтических условиях! Пусть он себе отдыхает, – заступился Егоркин.
– Да, а вот некоторые продовольственники из их «фирмы» так трудятся, ну так уж трудятся, что даже работу на дом берут. Да еще в непосильных количествах!
Помнишь, Палыч, да и ты, Андрей, тоже должен бы помнить, как вот несколько лет назад из соседнего гаража цельный крытый «Урал» консервов вывезли, уже якобы съеденных честным народом?
Вот трудился человек, не покладая рук и ног, пока все это натаскал! А у них на складах так и заведено – кто собаку съел на учете продовольствия – тот только красной икрой и закусывает. Не «кабачковой» же, как на кораблях, конечно! А нашивки, между прочим, на рукава им дают, как знак количества лет нераскрытых преступлений! Да вот же, не оценили, суд ему что-то там «припаял»!
– Да-да, мне самому не попадались, но я тоже слышал, что в тылу иногда бывают порядочные люди, – с серьезной
– А пошел ты знаешь куда? – предложил офицер.
– От такой путевки не откажешься! – кивнул Коромыслин.
– Эх, если бы хороших и плохих людей только по профессиям, должностям или там – по национальностям, например, разделяли, так жить куда как проще было бы – примирительно заметил молодой подводник.
А тем временем Егоркин начал свой рассказ, как всегда, предварительно добившись тишины и внимания.
Как Палыч-сан встретил Деда Мороза в Обзорново
– Было это в Обзорново, куда я перевелся после Загрядья. Точно вам не скажу, но где-то в начале 90-х годов. Помню, тогда, 31 декабря, с утра налетел сильный ветер, волком выла пурга, снег засыпал все на свете. Заряд за зарядом ка-а-ак (тут он сказал, что делали эти самые заряды) по надстройкам кораблей и причалам. Те – аж ходуном ходят, аппарели скрипят, прямо-таки стонут, как застрявшие в трубе приведения, подскакивают на волнах и оторваться от берега грозят. Ветер в вантах и антеннах воет, как потерянные души в аду, прямо эолова арфа, блин! Видимость – метров двадцать для орлиного глаза. Волны снега закручивает штопором, бросает!
Снег в два счета залепил все иллюминаторы! Конечно, объявили по базе «ветер», всем – сидеть, корабельные офицеры и мичманы заскучали – Новый год – в опасности. Но к вечеру в небесной канцелярии смилостивились, за бортом все стало стихать, и нас все же отправили по домам, кроме смены обеспечения, разумеется.
Комбриг у нас был с понятием, без причины на кораблях не задерживал по праздникам и выходным. Но тогда и серьезных причин для этого действительно хватало! То КПУГ дежурный, то за супостатом по морям бегаем, то еще какое боевое дежурство – все строго было, да. Итак, мы не верим своему счастью, думаем – вот-вот все «взад» вернут. А что? Такое сколько раз бывало! Начальство – оно любит перестраховаться!
– Ну вот, начались мемуары! – проворчал Сергей. А Егоркин и ухом не повел.
– Слушаем тогда дальше! Пошли мы уже по домам, а «ветер два» отменили примерно в двадцать часов, пока то, пока се, пока грамм по двадцать выпили с офицерско-мичманским коллективом за проводы Старого и за встречу Нового года, потом еще на машине там от кораблей ехать минут десять. И, пока вышли на открытый простор в «деревне», глядь на часы – а уже двадцать один час. И даже с «копейками». У меня было еще два попутчика – наш «доктор» старший лейтенант Мишечкин Дима (знаю его, вставил Рюмин, он сейчас известный хирург в медакадемии) и баталер продовольственный, мой тезка, Саня Нетопырев. И вот, видим мы натурального Деда Мороза, уютно устроившегося в клумбе под деревом. Он завернулся в роскошную шубу с красной, как заря в мороз, подбивкой, расшитой золотыми узорами, шапку мохнатую с алым верхом на глаза надвинул, да и спал так, что усы и шикарная такая борода интенсивно шевелись в том месте, где должен был бы находиться рот. А поверх шубы уже лег снег, толщиной сантиметра два. Значит, давно тут «припухает»!