Странный мир
Шрифт:
Глава 42
Приход барки в форт — событие важное, можно сказать, значительное. Происходит это четырежды в год. Привозят продукты и жалование, порох, пули — в общем, всякие припасы. Приходит почта, доставляются приказы. Конечно, для экстренных сообщений используются конные посыльные, но что срочного может потребоваться от захолустного гарнизона, расположенного на самом краю годных для обитания земель! Распоряжение о переводе капитана к новому месту службы и вступлении в его должность лейтенанта ни на что не влияет. Несколько солдат, срок службы которых тоже истёк, возвращаются
Нормальный офицер, узнав, что, вместо того, чтобы прислать пополнение, ему поручается рекрутировать солдат посреди мест, населённых индейцами, разразился бы проклятиями. Лейтенант Моун отнёсся к этому философски. Кастор и Криви, оказывается, «трапперы», случайно пришедшие в эти места и согласившиеся встать под знамя Штатов, поскольку с детства мечтали о красивом мундире и службе в отдалённом гарнизоне. А вообще, полистав бумаги в хозяйстве писаря, Робин убедился, что все, оставшиеся в его распоряжении военнослужащие приняты в армию здесь, в форте Тайо в течение последних четырёх лет. Еще одна деталь узора встала на место. Личный состав оказался местным на сто процентов. Дети скваттеров с Камберленда, забрёдшие в эти места из Южного Штата трапперы и бродяги, скорее всего, прибывшие в эти места по подземной железной дороге.
Таким образом, момент его вступления в командование и полная смена военнослужащих на людей, явно «подставленных» русскими, совпали.
Труба поёт зорю. Робин давно на ногах, проверил, приступил ли к исполнению обязанностей кашевар, осмотрел окрестности в зрительную трубу, и посидел над своими бумагами. Историю второй Америки он давно излагает на бумаге в виде единой цепи надежно установленных фактов. Это первый его самостоятельный труд, материалы для которого собирались по крупицам.
— Сэр! К Вам дама! — один из дежурных.
— Проси.
— Не могу, сэр. Она ждёт Вас на опушке леса к северу от форта.
Лейтенант закрывает чернильницу, поправляет китель и, выйдя за ворота, направляется в сторону леса. Здесь на солнышке, усевшись на стволе поваленного дерева, сидит старушка, одетая индеанкой. Маленькая, худенькая. Лицо её не сморщено и не усеяно морщинами. Тот факт, что ей много лет не подтверждает и её вполне нормальная осанка. Кожа. Да. Есть что-то, указывающее на то, что носили её долго, отчего она стала суховатой и тонковатой, и во многих местах покрылась тонкими не разглаживающими морщинками. Морщинками, которые возникают при улыбке.
— Садись, Робин, — говорит она по-русски. — Мой инглиш годится только для «здрассте» и «пока», а ты нашей речью владеешь уверенно, как говорила Натин.
— Здравствуйте, сударыня, — офицер галантно снимает форменную шляпу, учтиво кланяется и усаживается на предложенное место.
— Правду говорила эта семисёлка, что ты молодец, хоть куда. Дал знать своим наблюдателям, что удостоился беседы с настоящей леди. А я, старая перечница, протокол не соблюла. Исправляюсь. Здравствуй, Робин! Меня зовут Лягушка Победы. Это ваши так переиначили «Виктория Фрог». Викой зови, не чванься. Вообще-то фрог придумали вместо «квакушка», но как это перевести на английский мы не сообразили, оно так
Юноша снова смотрит на старушку. Ёршик седых волос, эластичная ленточка вокруг головы удерживает за левым ухом торчащее вверх небольшое цветастое пёрышко. Он плохо знает традиции индейцев и символику их одежды и убранства. Однако, что-то тут не то.
— Ты проделала далёкий путь, — пауза слишком затягивается, а что сказать, он не знает. Вот и лепит несуразицу.
Вика улыбается, понимая, почему он это ляпнул.
— Возможно, ты полагаешь, что я пришла для того, чтобы посвятить тебя в великую тайну нашего вмешательства в дела вашего сообщества? Я тоже так думала, пока шла сюда. Но по дороге сообразила, что ничего нового сообщить тебе не смогу. Хотела уже вернуться, но поняла, что не смогу сдержать своего любопытства — очень уж хотелось посмотреть на того, кому достанется вся головная боль с этим континентом.
— А почему мне? — удивляется лейтенант.
— А кому ещё? Или ты думал, придут добрые люди, и всё сделают. И перестанут вырубаться леса, зазеленеет прерия, зажурчат ручьи, а люди будут здоровы и сыты? У нас хлопоты легли на Славкину плешь не потому, что он был самым умным и всё такое. Просто он так попал, ну и сделал, что смог. Теперь твоя очередь.
— А Славка? Почему ты говоришь о нём в прошедшем времени?
— Нет его. Получил по башке на Аляске от аборигена, которому не понравилось то, что чужой мужик заговорил с его женой. В общем, погиб он по-человечески, исполняя собственное желание.
— Жаль деда.
— Зря ты это. Ему завидовать нужно. Накуролесил он так, что… собственно, и мне на жизнь жаловаться грех, не скучала. И тебе не скучать, — Вика, кажется, закругляет разговор, но Робину это не подходит.
— Так у вас там, в России сейчас Нат делами заправляет. С ним то всё в порядке?
— В полном. Дела он сдал твоей Натин, а сам готовится к индийскому походу. Мы до неё так и не добрались. До Индии, имею ввиду.
— Да фиг с ней, с Индией. Натин что, у вас теперь самая главная? — Робину начинает делаться дурно.
— Примерно так. Ну, надеюсь, вы с ней на пару не позволите всяким там разным сторонникам технического прогресса шарик наш снова загадить, — старушка явно хочет закруглить беседу и сделать ноги, что совсем не устраивает её собеседника.
— Ты сказала, что я всё знаю. Это про вашу экспансию?
— А она уже не наша. По грубым прикидкам, леса на юге от Великих Озёр вдоль рек и в зоне нормального увлажнения вы сведёте за полвека. Броситесь отнимать друг у друга сохранившиеся уголки первозданной природы и через сотню лет доведёте оружие до кондиций, что я помню еще по старой Земле. Вот тогда нам от вас не поздоровится. И вам от нас, мы ведь тоже небезобидны.
— И что нам делать, чтобы этого не произошло? — эта старушка — сплошные сюрпризы.
— Не плодиться, как кролики, и научиться довольствоваться печёной свёколкой, вместо салата «Мессина» с тремя сортами мяса. Ну, это я грубо сказала. Баланс нужен с природой. Не съедать больше, чем приросло.
— Так, бабуля, — Робин чувствует раздражение, — ты мне прописняк не вставляй, это мне ещё в детстве растолковали. Ты мне объясни, что для этого нужно делать именно мне.
— А вот это ты сам и придумаешь.