Странный мир
Шрифт:
Вечером, когда детвора натурально вырубилась, а взрослые уснули, Иван как-то помаленьку разговорился с Семёном Аркадьевичем.
— Понимаешь, Ваня, поначалу сорок душ оказались в моём посёлке. Всё было по науке. Дисциплина, порядок. А потом начало разлаживаться. Назовём это центробежными настроениями. А рядом Славкина община жила. Люди к ним тянулись, но, заметь, не от меня. Из нашего посёлка народ туда пошел, что называется не по зову сердца, а уже когда стало видно, что живут они всё лучше, а наши дела в гору не движутся.
Я тоже к ним перебрался
Иными словами, кто не хочет во всём этом участвовать, волен уйти. Это не грозит ему ничем. Обогреется, прокормится. Славка никого не принуждает действовать по своим правилам. И ему пофиг, почему человек играет в его игры. Глас рассудка или зов сердца. Малодушие или лень. Он не зовёт и не прогоняет. С ним — значит сподвижник. Нет — тоже хороший человек. Соли подбросит, крупой поделится, на совместную охоту позовёт.
Пока Семён Аркадьевич запивал свой монолог глотком травяного отвара, Иван прикинул, что прав мужик. Над ним-то, Иваном, не капало. А поди ж ты, как с цепи сорвался.
Рассказал историю встречи с Нюткой, Максюткой, Викторией.
— Знаешь, Иван, эти пострелята не раз успели повздорить с павианами. Те смотрят, что малыши, ну и аппетит в них берёт верх над осторожностью. А про копья и топорики догадываются позднее, как говорится, по результатам встречи. Когда малыши начинают с самых смелых шкурки обдирать, — Аркадьевич криво ухмыляется. — От обезьяньих клыков, пожалуй, только у Фёдора отметок нет. А хвостатики эти теперь к детям ближе, чем на бросок камнем не подходят. Вернее, на выстрел из рогатки. Нет, не жалеет Славка детвору, даром, что у него в этой группе двое родных.
В общем, только Квакушки, наверное, обладают большим количеством степеней свободы, чем этот выводок. Хотя, ребятишки следующего года рождения тоже не подкачали. Им, по-моему, что дома, что в степи, что в пойме — без разницы. Лишь бы сказку на ночь рассказали.
— А, слушай, Аркадьевич, островитяне, что отдельно живут, их-то, что не устроило? — Ивану хочется всё прояснить до конца.
— В основном там собрались самые ленивые, уж поверь мне, я ими руководил. Делают вид, что имеют идеологические разногласия, но всё намного проще. Детишек-то среди них не имеется, а как кто заводит — быстро перебирается в какой-нибудь из посёлков, как ты их называешь, южан.
Всё пошло наперекосяк. Вообще-то они намеревались попасть в Босфор, но, едва скрылась из виду западная оконечность Крыма, задуло с юга. Пришлось идти галсами. Потом ветер окреп, что называется, засвежело. И, наконец, разгулялся шторм. С определением места сразу стало сложно — оставили маленький кусочек парусины, чтобы лодка только-только слушалась руля, и, практически дрейфовали. А ветер зашёл с востока, потом с севера, и, наконец, с запада. Маленькая лодка восходила
Небесных светил не наблюдалось, а по счислению на основании показаний компаса и лага получалось, что занесло их куда-то южнее Крыма. И продолжало увлекать на восток. Единственное, что не могло не радовать, это осознание того, что погодный катаклизм, несомненно, принёс в степи, расположенные севернее, дожди. Так что вместо суховеев и пыльных бурь дома сейчас моросит или льёт, что одинаково хорошо. А особенно хорошо второй пшенице и осенним овсам. А уж у Ниязовских лесопосадок вообще праздник.
Чтобы не слишком быстро дрейфовать, бросили за корму водяной якорь — трал, но не сетчатый, а сплошной. Встреча с берегом не сулила ничего хорошего. Запускать двигатель смысла не было. Чтобы двигаться, нужно иметь цель, а куда стремиться, если место не определяется?
Ветер постепенно стих после восьми дней непогоды. Волнение улеглось. Сева «взял» солнышко, поколдовал с таблицами.
— Мужики! Нас вынесло к Синопу. Он южнее. Непонятно, почему не виден берег.
Паруса почти обвисли. Если они делают два километра в час, то это хорошо. Время около полудня, пекло. Конечно, искупались. Перемешанная штормом вода прекрасно взбодрила, а догнать шхуну вплавь ни для кого труда не составило. Так что, насчёт скорости они, похоже, удвоили оценку.
К вечеру ветер обозначился явственней. Сказать про это «окреп» язык не поворачивался. Лунная ночь, бесшумное скольжение парусника по слегка волнующемуся после недавнего шторма морю. Тысяча и одна ночь. Горы впереди по курсу они разглядели утром. А через час увидели дым. Утренний бриз был вполне ощутим, так что пошли уверенно прямо туда, куда их явно звали.
С верхней точки одной из прибрежных возвышенностей замахал флажками сигнальщик. Ответить ему не получилось, никто не знал семафорной азбуки. Однако предложение взять правее поняли. Действительно, открылся проход вглубь берега. Отличная, закрытая со всех сторон гавань, а в глубине её у берега — теплоход.
— Привет! Я — Слава. А это Иван и Севастьян. — Славка пожимает руку человека в капитанской фуражке.
— Здравствуйте! Очень приятно. Игнат Петрович. А это Андрей и Алексей, — кивок в сторону мужчин, принявших швартовы. — Издалека к нам?
— Из Приднепровья. С одной маленькой речки, что раньше была притоком Днепра, а сейчас впадает прямо в лагуну. — Видно, что капитану нехорошо. Пот ручьями, дышит тяжело. — Бежали нас встречать?
— Да. До посёлка больше пяти километров. Здесь только дежурные. Один распалил дымарь и вам отмашку давал, а второй за мной сбегал.
Севка уже выволок на берег спиртовку и поставил на неё алюминиевый котелок с водой. Ковыряется в мешке с травами. За скалой невнятный шум, но к копьям никто не тянется.
— Посидите пока, — капитана усаживают под навес у пристани, — мы никуда не денемся. Пока наш шкипер заварит Вам травок, Иван побеседует с почтеннейшей публикой. Нарочно ведь мирных жителей спрятали, чтобы мы толпы не испугались?
— Нарочно, вы у нас первые гости за восемь лет. Обидно было бы, если бы сбежали с перепугу.