Странствия мага (Хранитель мечей, книга 2, том 1)
Шрифт:
Я молчал. Ничего не мог сказать. Ничего не мог возразить.
– Ладно, чадо моё, к посоху мы ещё вернёмся, как я уже сказал. Разберёмся теперь с твоими спутниками. Почему ты, воин Спасителя, оказался вместе с ними?
– Потому что они тоже охотились за ведьмой...– пробормотал я.
– А ведомо ли тебе, чадо, что все добрые дети Святой Матери нашей не должны поддаваться на прельщения слуг Мрака? Не принимать руки протянутой? Не вставать рядом? Не тому разве тебя учили?
– Никак нет, святой отец, - выдавил я.– Не было формального запрета с ними говорить...
–
– Но, отец, - попытался я возразить, - факультет малефицистики существует в Академии давным-давно: нигде не было сказано, что с теми, кто его прошел нельзя ни говорить, ни одно дело вместе делать...
– Не сказано!– горько вздохнул старый инквизитор.– Теперь уже сказано, в новой энциклике Святотого Престола, но неважно. Значит, считаешь ты допустимым от Мрака помощь принимать?
В груди у меня стало совсем холодно и нехорошо. Кажется... похоже... ведёт святой отец дело к тому, чтобы меня в ереси обвинить?
А он всё смотрел на меня, пристально так и нехорошо, очень нехорошо, что мне грешным делом захотелось, чтобы оказался рядом пусть даже тот самый некромант со своими гномом и орком, потому что ними-то всё выходило и проще, и понятнее...
Подумал я так и сам тотчас же испугался. Это что ж такое получается? Я и в самом деле в ересь впадаю? Сам к себе Тёмных призываю?!
И так я от этого испугался, так закрутило мне это голову, что, не разбирая, что и почему, ответил старому инквизитору на последний его вопрос: "Да".
Он аж подскочил. Лавку опрокинул. Чуть лампаду не загасил.
– Да?!– загремел.– Значит, признался?! От Тьмы помощь приемлешь?! Сюда её призываешь? Её мессии дорогу расчищаешь?! Да на костёр тебя, смутьяна, еретика, отпадника!
– Нет, нет, святой отец!– завопил я, поняв, какую глупость сморозил. Никак нет! Ошибка то у меня вышла! Не то хотел сказать! С перепугу я! Страшно мне стало! В уме помутилось! Нельзя, нельзя Мраком пользоваться! И с Тёмными тоже нельзя... грешен я, святой отец, виновен, паки и паки виновен!..
Наверное, громко это у меня получилось, потому что даже стражникимонахи у дверей уши себе позажимали.
Отец-экзекутор сел обратно. Посмотрел на меня, внимательно так посмотрел, я бы даже сказал - строго, но с участием.
– Так ведь, чадо моё, небось сам Тёмный тебя-то с пути истинного и сбил?– мягко сказал он.– Он небось тебе мысли прельстительные внушал... или трактаты какие давал читать... скажи мне, как на исповеди, давал что читать? Речи прельстительные вел?
Внутри у меня всё сжалось. Понял я всё - не нужен я отцам святым, они и в самом деле под некроманта копают... И - странное дело!– сюда вот шёл, казалось мне: встречу Даэнурова ученичка на кривой тропинке - рука не дрогнет в спину его молнию всадить. А сейчас не требуется от меня никаких молний ни в кого пускать, а всего-то и нужно, что отцу святому "да" ответить...
Не могу ответить. Рта открыть не
– В глазах твоих, чадо моё, ответ читаю, - ухмыльнулся инквизитор. И свиток развернул большущий.– Значит, так и запишем: "Со слов достопочтенного Эбенезера Джайлза, мага, Академию Высокого Волшебства закончившего, указую, что означенный некромант, Неясытью прозываемый, вышепоименованного Джайлза всячески от пути светлого отвращал, путём речения словес прельстительных и дачей для чтения трактатов запрещённых и Святой Матерью нашей навеки анафемствованных..." - Тут он прервался и на меня в упор посмотрел, да так, что стало мне опять очень сильно нехорошо. Скажем так, сильно слабить стало от страха. Увы мне, увы, слаба плоть, и ничего тут уже не поделаешь...
– Ну, что же ты молчишь, чадо моё?– ласково так сказал он, словно... словно преподобный отец Марк, меня на это задание отправлявший. Запамятовал, какие именно те речи были? Ну, то не беда, я тебе напомню, потому как у всех Тёмных речи эти, сын мой, в общем-то одинаковы...
Уменя в горле встал давящий ком. Ну что же делать? И почему я на самом деле молчу? Ведь некроманта тoro извести - богоугодное дело, Спаситель на сделки с Тьмой никогда не шёл, за что и заплатил цену страшную, непомерную, одному лишь Ему, Спасителю доступную...
Все вроде правильно я думал - а рот всё равно не открывался. И только когда уже подниматься стал отец-экзекутор, чуть ли не руками разодрал я непослушные губы и не то прохрипел, не то простонал:
– Вёл... вёл он со мной речи прельстительные. трактаты... трактаты...
– Молодец, молодец, чадо моё!– воскликнул отец-экзекутор и меня даже за плечи приобнял.– Гони наваждение тёмное! Не отдавай ему душу свою! Признайся! Облегчи тяжесть, на тебе лежащую! Ну, так и что же у нас с трактатами?
Никогда ещё не думал я, что могут святые отцы так легко на ложь идти. Хотя болтали в Академии, конечно, всякое, и рассказы срамные про монахов да монашек по рукам ходили, но... или, вдруг словно кольнуло меня, для отца святого никакая это не ложь, и в самом деле не сомневается он, что смущал меня Тёмный "речами прельстительными да трактатами анафемствованными"? Может, и в самом деле думал отец-экзекутор, что одно и то же должны говорить все Тёмные, в веру свою стараясь нетвёрдых душой вовлечь?
Нет, подумал я, остатки мужества собирая. Ложь на исповеди - перед Спасителем грех смертный. Служитель Спасителя и сам недостоин может оказаться - на самом же Спасителе не отражается то. В эмпиреях парит Он ныне, ожидая того момента, когда к нам вернуться сможет, и как я Ему в глаза посмотрю, когда время нашей встречи придёт, когда Он к каждому из живших сам подойдёт и в глаза каждому посмотрит?!
Нет, я скажу правду. Как оно было, так всё и скажу.
– Святой отец, - голос меня не слушался, писк какой-то недостойный выходил, - святой отец, на исповеди не смею я лгать. Даже жизнь свою спасая. Так нам жить Спаситель заповедал: "Не лги исповедующему тебя, ибо прямо в Мои уши ложь твоя пойдет". Им сказано, и так оно будет. И потому не осмелюсь лгать, святой отец...