Странствия убийцы
Шрифт:
Не знаю, где я взял силу, чтобы противостоять этому. Возможно, это произошло потому, что на мгновение я сосредоточился на Верити и увидел огромный мир, который будет потерян, если его не станет. Что бы ни было источником моей силы, я направил ее против него. Я бросился ему наперерез, но он прошел сквозь меня.
— Верити, пожалуйста, остановитесь, подождите! — закричал я и полетел к нему — разъяренное перышко на ветру. Это не произвело никакого эффекта. Он даже не помедлил.
— Кто-то должен сделать это, — тихо сказал он. Сделав еще три шага, он добавил: — Я долго надеялся, что это буду не я. Но снова и снова спрашивал себя: «Кто же тогда?» — Он повернулся и посмотрел на меня своими выжженными до пепла глазами: —
— Верити, подождите, — молил я, но он не останавливался. Не торопясь и не медля, он шел как человек, который хорошо знает, какое расстояние ему предстоит пройти, и рассчитывает свои силы.
Я немного отстранился, чувствуя, что силы мои тают. На мгновение я испугался, что буду отброшен назад, к своему спящему телу. Потом я ощутил не менее сильный страх. Я был так давно связан с Верити, и даже сейчас меня тянуло за ним. Меня могло затянуть вместе с ним в эту магическую жилу. Будь у меня в этой реальности тело, я бы, наверное, попробовал уцепиться за что-нибудь. Умоляя Верити остановиться и послушать меня, я в то же время пытался удержаться единственным способом, который мог вообразить. Я потянулся Скиллом, пытаясь ухватиться за тех, чьи жизни касались моей: Молли, моей дочери, Чейда и шута, Баррича и Кетриккен. У меня не было настоящей связи Скиллом с ними, так что моя хватка была в лучшем случае довольно жалкой да еще ослабленной безумным страхом, что Уилл, Каррод или даже Барл могут каким-нибудь образом обнаружить меня. Мне показалось, что Верити немного помедлил.
— Пожалуйста, подождите, — сказал я.
— Нет, — тихо ответил он. — Не пытайся отговорить меня, Фитц. Это то, что я должен сделать.
Я никогда не мог подумать о том, чтобы мериться силой Скилла с Верити. Я не мог даже вообразить ситуацию, в которой мы стали бы противостоять друг другу. Но когда я все же попытался сразиться с ним, я почувствовал себя, как брыкающийся и кричащий ребенок, которого отец невозмутимо несет в постель. Верити не только не обратил внимания на мое нападение, я чувствовал, что его воля и сосредоточенность были направлены совсем в другую сторону. Он неумолимо двигался к черному потоку, и мое сознание двигалось вместе с ним. Чувство самосохранения придало новую неистовую силу моей борьбе. Я пытался оттолкнуть его, оттащить назад, но ничего не мог сделать.
Но в этой борьбе была ужасная двойственность. Я хотел, чтобы он победил. Если он одолеет меня и увлечет за собой, я не буду нести за это ответственность. Я смогу открыться этому потоку силы и раствориться в нем. Это было бы концом всех мук, их окончательным прекращением. Если Верити унесет меня с собой в этот поток Скилла, я смогу сдаться без позора.
Наступил момент, когда мы остановились на берегу радужною потока силы. Я смотрел вниз глазами Верити. Пологого спуска не было. Была тонкая, как острие ножа, грань, на которой твердая земля уступала место струящемуся Иному. Я смотрел на плещущийся Скилл, ощущая его чужеродность, извращающую всю сущность нашего мира. Верити осторожно опустился на одно колено Он смотрел в черное сияние. Я не знал, помедлил ли он для того, чтобы попрощаться с этим миром, или собирался с силами для саморазрушения. Моя воля к сопротивлению была подавлена.
В следующее мгновение он по локоть опустил руки в магию.
Я разделил с ним это. И закричал, когда этот струящийся жар вошел в мышцы и плоть его рук. Я чувствовал его боль. Потом она была вытеснена восторженной улыбкой, озарившей его лицо. Моя связь с ним внезапно стала грубой и неуклюжей. Она не давала мне возможности в полной мере ощутить то, что он чувствовал. Мне хотелось погрузить мою собственную плоть в эту магическую реку. Я разделил его убежденность в том, что он может покончить с болью, если только сдастся и окунется в поток. Так просто. Все, что ему нужно сделать, — это немного
— Помоги мне вернуться!
Я не нашел в себе сил сопротивляться его намерению. Я присоединил свою волю к его, и мы вместе противостояли чудовищному притяжению силы. Этого оказалось достаточно. Ему удалось вытащить из магии руки, хотя он ощущал это так, словно вытягивал их из камня. Поток неохотно отпустил его, и, когда Верити качнулся назад, на мгновение я в полной мере ощутил то, что он пережил. Это была гармония текущего там мира. Это была не песня рода человеческого, но гораздо более древняя и сильная песня равновесия и незамутненного бытия. Если бы Верити уступил ей, все его муки закончились бы.
Вместо этого он поднялся на ноги и повернулся спиной к потоку. Он держал руки вытянутыми перед собой, ладони были повернуты вверх и сложены так, словно он о чем-то молил. Форма рук не изменилась. Но теперь они блестели серебром, которое вплавилось в его плоть. Когда он начал удаляться от потока с той же обдуманной целеустремленностью, с которой шел к нему, я почувствовал, что его руки и пальцы горят, словно обмороженные.
— Я не понимаю, — сказал я ему.
— Я и не хочу, чтобы ты понимал. Пока. — Скилл бушевал в нем, как пламя в кузнечном горне, с невероятным жаром, но сил его тела хватало только на то, чтобы идти. Теперь он практически без усилий отгородил мое сознание от притяжения реки. Но заставлять двигаться собственное тело для него означало испытывать и свою волю, и свою плоть.
— Фитц! Иди ко мне. Пожалуйста. — На сей раз это не было приказом Скилла, и даже командой принца, но лишь просьбой человека. — У меня нет группы, Фитц. Только ты. Если бы группа, которую создал Гален, была верна мне, я бы больше верил, что то, что я должен сделать, возможно. Но они не только изменили мне, они еще и пытаются покончить со мной. Они клюют меня, как птицы умирающего оленя. Я не думаю, что их атаки могут уничтожить меня, но боюсь, что они ослабят меня и я не смогу осуществить задуманное. Или хуже того, они убьют меня и займут мое место. Мы не можем допустить этого, мальчик. Ты и я — это все, что стоит между ними и их триумфом. Ты и я. Видящие.
Он улыбнулся мне и поднял свою серебром сверкающую руку, чтобы коснуться моего лица. Нарочно ли он сделал это? Не знаю. Толчок был таким мощным, словно воин ударил меня щитом в лицо. Никакой боли. Знание. Так солнце пробивается сквозь тучи, чтобы озарить лесную поляну. Все внезапно стало ясным, и я увидел тайные причины и цели, ради которых мы делали то, что делали, и с болезненной чистотой озарения я понял, почему было необходимо следовать по дороге, лежавшей передо мной.
Потом все исчезло, и я провалился во тьму. Верити исчез, и мое понимание исчезло вместе с ним. Но на короткое мгновение я ощутил всю его полноту. Теперь остался только я, но существо мое было так мало, что я мог выжить, только уцепившись за бытие. Так я и сделал.
Из далекого мира до меня донесся испуганный крик Старлинг:
— Что с ним?
И Чейд мрачно ответил:
— Это припадок, с ним такое бывает время от времени. Голову, шут, держи его голову, а не то он выбьет себе мозги.
Я ощутил далекие руки, схватившие и державшие меня. Я положился на них и провалился в темноту. Потом я ненадолго очнулся. Я мало что помню об этом. Шут приподнял меня за плечи и поддерживал голову, а Чейд поднес к моим губам чашку. Я сморщился от знакомой горечи эльфовой коры. Я мельком увидел Кеттл, стоявшую надо мной, губы ее были недовольно поджаты. Старлинг держалась в стороне, глаза у нее были огромные, как у загнанного в угол животного. Она не желала прикасаться ко мне. Я услышал, как Чейд сказал: