Страшен путь на Ошхамахо
Шрифт:
И тогда хитрый и неглупый князь сделал то, что можно было объяснить лишь припадком отчаянной трусости. Он с криком развернул лошадь и ударился в постыдное бегство. И поскакал он не в сторону тузаровского дома, где еще оставалось десять всадников, а прямо к броду (видно, помутился изворотливый ум Вшиголового). Канболет стал преследовать врага.
Не надо было Шогенукову так торопить и нахлестывать коня, пока тот по брюхо в воде переходил реку. На другой берег бедное животное выбралось совсем обессиленным, и Канболет нагнал
Уже рассеивался предрассветный сумрак, и Канболет увидел, как остановивший измученного коня Алигоко пытается трясущимися руками разомкнуть на себе какой-то блестящий пояс. Тузаров вложил саблю в ножны, взял плеть и резко хлестнул ею по бледной шакальей морде князя. Алигоко взвизгнул и запрокинул голову, закрывая лицо руками. Его блестящий пояс с тихим мелодичным звоном распрямился в стальную полосу и упал на землю
— Ах, вот оно что… — пробормотал Канболет, проворно нагнулся и, не слезая с коня, поднял старинный дамасский клинок. — Вот каким оружием владела эта подлая и трусливая гадина!
— Не убивай меня! — крикнул Шогенуков. — Это ведь не я убил твоего отца и не я поджег дом, а младший Хатажуков! Он хотел найти панцирь.
— А ты, конечно, ни в чем не виноват? — горько усмехнулся Канболет, сгибая в кольцо тонкую драгоценную саблю.
— Нет такой вины, за которую князя можно убить! — Лиловый рубец, пересекавший его левую щеку, сочился кровью.
— Если бы ты не оказался таким жалким трусом, я бы не посмотрел на то, что жизнь князя считается неприкосновенной, и поступил бы с тобой так же, как и с твоим кровожадным сообщником. А теперь проверим, хорошо ли будет служить мне эта арабская сталь.
Канболет сорвал шапку с головы Алигоко и подбросил ее вверх; дамасский клинок тоненько свистнул, и наземь упали две половинки щегольского головного убора донельзя посрамленного князя.
Шогенуков глухо застонал, будто получил новый удар плетью.
— А теперь убирайся вон! — рявкнул Канболет. — Поторопись, пока я не передумал!
Долго уговаривать Вшиголового не пришлось — он тронул коня и скоро исчез в лесу.
Канболет вернулся к реке и стал вглядываться в тот берег, начавший слегка проступать сквозь легкую пелену предутреннего тумана, плывущего над водой.
Он еще надеялся, что Нартшу уцелел и, возможно, переходит сейчас через реку. И в самом деле — он услышал чей-то голос, обрадовался, но тотчас же понял свою ошибку. Канболет увидел силуэты девяти верховых: каждый вел за собой в поводу одну, а то и две лошади, навьюченные каким-то грузом.
— Здорово дрался этот последний их парень, — сказал один из всадников.
— Да все они, малокабардинцы, дерутся сильно, — ответил ему другой.
Хорошо, что мы с арбы весь этот хабыр-чабыр перегрузили на лошадей.
Снесло бы ее течением и опрокинуло, — сказал третий.
— Воды в Тэрче прибавилось, — заметил кто-то еще. — Наверное,
Остатки княжеского отряда приближались. Каждое слово ясно и отчетливо разносилось над тихой рекой. Канболет отъехал чуть ниже по берегу и укрылся за облепиховыми зарослями.
— Надо бы князя догнать…
— Догони зайца в лесу!
— Больше я не служака Вшиголовому, — решительно заявил кто-то из уорков.
— Я тоже хочу перейти к другому князю… Сыт на всю жизнь сегодняшними зверствами!
Всадники вступили на берег и, не задерживаясь и не оглядываясь, начали быстро удаляться от реки.
«Пожалуй, и мне пора в путь, — подумал Канболет. — Вот только куда?.. На отцовское пепелище? Нет, мне там делать нечего. Да и чем я смогу утешить осиротевшие семьи! И кто сможет утешить меня? Уж, конечно, не Кургоко Хатажуков, который скоро узнает о смерти своего брата. Больший князь, оглушенный и ослепленный горем, не услышит голоса рассудка и не скажет справедливого слова. Мы теперь с ним кровники…»
Канболет вывел коня на первую попавшуюся лесную тропу и поехал шагом, опустив поводья и низко склонив голову. «Отец бы еще жил долго… А какие были хорошие друзья Нартшу, Шужей, ох, несчастье, несчастье! И не каменное ли у меня сердце? Почему оно не истекло кровью и не затихло навек?»
Долго так ехал молодой Тузаров, не замечая ничего вокруг. Уже наступило солнечное утро, в ветвях деревьев весело пересвистывались беззаботные синицы и зяблики.
Вдруг конь остановился и тихонько заржал. Канболет очнулся, как от глубокого сна, и поднял голову. В нескольких шагах сбоку от тропы он увидел мальчика, сидящего на корточках возле тела какого-то мужчины. Чутье воина сразу подсказало Канболету, что этот мужчина мертв. Мальчик вскочил и выхватил кинжал. Канболет спешился.
— Не надо, дружок, — сказал он, подходя поближе, — кинжал тебе не понадобится.
Канболет рукавом черкески утер слезы на мальчишеском лице.
— Ты и так весь мокрый… А дождя, кажется, не было. У тебя горе? Это твой отец?
У мальчика задрожали синие от холода губы и он громко всхлипнул.
— Говори что-нибудь. Я сегодня тоже потерял отца…
— Это мой дядя, — мальчик наконец заговорил. — Это Исмаил Хатажуков, брат моего отца.
— А твой отец?..
— Кургоко!
— Вот, значит, как… А кто нанес твоему дяде этот удар в висок?
Мальчик умолк, настороженно глядя в глаза Канболета.
— Не хочешь говорить, паренек? Понятно. Ты не знаешь, с кем имеешь дело, с врагом или другом. А ты не бойся. Я всем на свете мальчикам — друг.
— А еще ты кому друг? Шогенукову или… или Тузаровым?
Канболет изумленно охнул:
— Да ты вопросы задаешь, как взрослый! Сколько тебе лет?
— Девять.
— Возраст немалый. Ты уже многое должен понимать. Ну, а имя свое ты от меня не скроешь?