Страшила
Шрифт:
Сделки по купле-продаже наркотиков представляли собой тщательно спланированные операции, в которых участвовали наблюдатели и помощники всех возрастов, провожавшие покупателя сквозь хитросплетения улиц к «торговому пункту», положение которого менялось несколько раз в день. Правительственные архитекторы, планировщики и застройщики, спроектировавшие и построившие этот квартал, даже помыслить не могли, что создали идеальную среду для распространения социальной болезни, которая так или иначе затрагивала и поражала большую часть местного населения.
Я знал об этом, поскольку неоднократно принимал участие в рейдах подразделения по борьбе с наркотиками южного Лос-Анджелеса, когда писал репортажи
Пересекая лужайку перед домом и двигаясь к парковочной площадке, где стояла наша служебная машина, мы с Лестером старались по сторонам не глазеть, смотрели все больше себе под ноги и вообще имели вид людей, углубленных в свои мысли и занятых исключительно своими делами. На самом деле мы хотели одного: как можно быстрее унести отсюда ноги. Мы уже почти добрались до нашего автомобиля, как вдруг я увидел некоего молодого субъекта, небрежно облокотившегося о крышу машины рядом с дверцей водителя. Он носил незашнурованные рабочие ботинки, приспущенные на бедрах синие джинсы, позволявшие видеть пояс его голубых трусов в стиле «боксер», и без единого пятнышка белоснежную футболку, едва ли не сверкавшую в ярких лучах дневного солнца. Упомянутый наряд являлся униформой уличной банды «Крипс», контролировавшей этот квартал. Помимо общеизвестного — «Крипс», — банда также имела сокращенное название в виде аббревиатуры ОБ, которая расшифровывалось как «Охотники на Бладз» или «Охотники за барахлом» — в зависимости от того, кто это название расшифровывал.
— Как дела? — осведомился субъект в белой футболке, поднимая голову и устремляя взгляд на нас.
— Спасибо, хорошо, — сказал Лестер. — Возвращаемся с работы домой.
— А вы, случайно, не из «по-по»?
Лестер рассмеялся так, как если бы в жизни не слышал лучшей шутки.
— Нет, парень. Мы работаем в газете.
Сказав это, Лестер демонстративно уложил свой кофр в багажник, запер его, после чего подошел к дверце водителя, где стоял парень в футболке. Тот не сдвинулся с места.
— Нам надо ехать, брат. Могу я сесть в машину?
Я стоял у другой дверцы нашего редакционного автомобиля, и в этот момент почувствовал, как внутри меня все напряглось. Если суждено произойти чему-то дурному, то это произойдет именно сейчас. Тем более что я различил краем глаза несколько парней в характерном для банды «Крипс» облачении, укрывавшихся в тени домов по краям парковочной площадки и готовых по первому знаку своего приятеля прийти ему на помощь. В том, что все они вооружены или спрятали оружие где-то поблизости, я не сомневался.
Молодой человек в белой футболке стоял, как скала, мешая фотографу открыть дверцу. Это продолжалось не менее минуты. Потом, сложив на груди руки, он обратился к Лестеру:
— О чем ты разговаривал с мамашей со второго этажа, брат?
— Мы разговаривали с ней об Алонзо Уинслоу, — сказал я, приходя на помощь Лестеру. — Мы не верим, что он убил человека, и хотим как следует копнуть его дело.
Молодой человек в белой футболке отлепился наконец от машины и повернулся в мою сторону.
— Это правда?
Я кивнул.
— Мы работаем над этим, но находимся еще в самом начале пути, поэтому и приехали сюда, чтобы лично переговорить с миссис Сессамс.
— Если так, то она наверняка рассказала вам о налоге.
— Каком налоге?
— Здесь каждый, кто занимается каким-нибудь делом, платит налог.
— Неужели?
— Да, парень. Это называется налогом улицы. Так что люди из газеты, приехавшие поговорить с ней о Зо, тоже должны заплатить его. Готов лично принять у вас деньги.
Я согласно
— Сколько?
— Пятьдесят долларов в день.
Что ж, заплачу, подумал я. Посмотрим, что скажет потом по этому поводу Дороти Фаулер. Сунув руку в карман, я достал бумажник и открыл его. В общей сложности у меня было пятьдесят три доллара. Я быстро вынул две двадцатки и десятку.
— Получите, — сказал я, двинувшись к багажнику машины. Парень в белой футболке двинулся в том же направлении, только с другой стороны, так что Лестеру удалось отпереть дверцу, забраться в салон и включить зажигание.
— Нам пора ехать, — произнес я, вручая бандиту деньги.
— Поезжай, газетчик. Только запомни, что если вернешься сюда, то налог возрастет в два раза.
— Понятно…
Мне не следовало ни о чем его спрашивать, но я не удержался и все-таки задал один вопрос:
— Для вас не имеет никакого значения, что мы хотим вытащить Зо из тюрьмы?
Молодой человек поднял руку и потер подбородок, как если бы мой вопрос навел его на некие серьезные размышления. Я заметил у него на костяшках пальцев вытатуированное ругательное слово: ФАК, — бросил взгляд на его другую руку, украшенную буквенно-цифровой комбинацией: ДА50, — и понял, что вместе это означает «ФАК ПОЛИС», то есть «На хрен полицию». При таком отношении к властям и ко всему официальному обществу нет ничего удивительного в том, что он вымогал у нас деньги, хотя мы и хотели помочь местному парню, возможно, члену его же собственной банды. Здесь все предоставлены сами себе, каждый сражается за себя и умирает в одиночку.
Бандит рассмеялся и отвернулся от меня, так ни слова и не сказав. Похоже, он просто хотел продемонстрировать мне татуировку у себя на руках и испытал от этого немалое удовольствие.
Я забрался в машину, и Лестер, подавая кормой, начал выруливать с парковки. Я бросил взгляд в зеркало заднего вида, сподобившись узреть, как тип, только что ограбивший меня на пятьдесят долларов, выделывался в стиле «Крипс». Сначала наклонился, изобразив пантомимой, как полирует свою грубую обувь отобранными у меня двадцатидолларовыми купюрами, а потом, распрямившись, слегка подпрыгнул, ударив при этом каблуками ботинок друг о друга. Последний финт считался фирменным па «крипсов». Стоявшие по краям парковки приятели с восторгом наблюдали за его действиями, а когда он направился к ним, разразились приветственными кликами.
Сковывавшее меня напряжение начало ослабевать только тогда, когда мы выехали за пределы квартала и покатили по фривею-110 в северном направлении. Через некоторое время я выбросил из головы проклятые пятьдесят долларов и, припомнив, сколько всего было сделано за время сегодняшней поездки, пришел наконец в хорошее расположение духа. Прежде всего Ванда Сессамс согласилась сотрудничать со мной в расследовании дела Дениз Бэббит — Алонзо Уинслоу. Воспользовавшись моим мобильным телефоном, она позвонила общественному защитнику своего внука Джейкобу Мейеру и сказала, что как опекунша подзащитного дает официальное согласие на то, чтобы я получил неограниченный доступ ко всем документам и свидетельствам по этому делу. Выслушав ее, Мейер не без колебаний согласился встретиться со мной на следующее утро в перерыве между слушаниями в городском ювенальном суде. Если разобраться, выбора у него не было. Я сказал Ванде, что если Мейер откажется работать со мной, найдется множество частных адвокатов, которые ухватятся за такую возможность и будут защищать ее внука бесплатно в надежде на сенсационные статьи в «Лос-Анджелес таймс» с их именем в заголовках. Мейеру оставалось или скооперироваться со мной и получить свою порцию внимания со стороны средств массовой информации, или вообще отказаться от этого дела.