Страшная неделя
Шрифт:
– Сюда! – раздался из сплошного водного потока чей-то голос.
Новиков, наконец ступивший на нормальную землю, хотя и жутко скользкую, рассмотрел дом и тёмную фигуру, машущую рукой у раскрытой двери.
Незнакомый дом, незнакомые люди, непонятное местоположение. Еле живой священник, истекающий кровью. Упыри, ведьма и святой старик. И посреди всего этого великолепия – участковый Новиков. Ещё про учителя труда Антона чуть не забыл. Осиновый кол на верхушке торта.
Вдвоём с Антоном они потащили отца
– Давайте туда, – мужчина показал налево из сеней.
Новиков и Антон бочком прошли в комнату с печкой и большим столом. Ядвига Мстиславовна указала на широкую деревянную скамью, куда и уложили раненого монаха. Оказалась, в комнате был ещё и низенький старичок в сером подряснике. Морщинистый, с жидкими волосами и бородёнкой, он наклонился к отцу Павлу, держа в руке керосинку. Аккуратно отогнул край платка на шее отца Павла. И покачал головой.
– Скверно, – тихо произнёс старичок.
Новиков подумал, что недавно уже слышал это слово. И как раз применительно к ране отца Павла. Только от ведьмы.
– И что теперь? – спросил Антон, морщась и потирая плечо.
Старичок только беззвучно шевелил губами.
– Ну другие-то как-то оклемались, – сказал Новиков, разминая плечи. – Тот мальчишка в Ключе. И сын Лисовского.
Услышав про Гаврила, старичок быстро глянул на Ядвигу Мстиславовну. Та только махнула рукой и покачала головой.
– Вот что. – Старичок провёл рукой по бородёнке. – Вы пока пообсохните, а мы Павлика-то в светёлку перенесём.
Появился парень, что впустил Новикова и компанию, и они вдвоём со старичком взяли раненого священника под мышки и под колени и понесли в другую комнату.
– Может, помочь? – предложил Новиков, но Ядвига Мстиславовна его остановила.
– Посторонним туда нельзя. Садись лучше за стол.
Новиков стал осматриваться в поисках хоть какого-нибудь умывальника. Обычный дачный умывальник нашёлся за печкой, у выхода. Кое-как протерев руки и лицо, Новиков и Антон вернулись в кухню, где Ядвига Мстиславовна раздувала большой желтоватый самовар.
– У всех есть самовары, – пробормотал Новиков, садясь за стол. – Тоже такой заведу.
– А что, это тот самый святой? – шёпотом спросил Антон, кивая на дверь, за которой скрылись старичок и его помощник.
– Святой, не святой, – бормотала Ядвига Мстиславовна, доставая чашки из-за занавески, скрывающей полки. – Это отец Фома. Он ещё до войны постригся. Сапёром был, потом по лагерям сидел. Лес валил. В монастыре служил. Теперь вот отшельничает.
– Они знакомы? – кивнул Новиков на дверь, имея в виду, что старичок назвал священника Павликом.
– Вот у него и спросишь, – хмуро сказала Ядвига Мстиславовна.
– Почему мы вообще сюда приехали? – не выдержал Новиков.
– Потому что это
– Не без твоей помощи, а? – добродушно сказал отец Фома, возвращаясь в кухню. – Как сто лет назад, а?
– В смысле? – спросил Антон, переводя взгляд со старчика на бабушку.
– Сто лет назад её бабушка моего отца у себя от красных карателей прятала. Он тоже был священник. – Отец Фома перекрестился и сел за стол. – Без ногтей осталась, а не выдала.
У Новикова от этой истории язык прилип к нёбу.
– Что было, то было, – буркнула Ядвига Мстиславовна. – Сейчас-то что делать? Как он там вообще? Выживет? А то у нас с войны священника в посёлке не было. Если ещё и этого уморят, так что, ещё восемьдесят лет ждать?
– Я же не Иоанн Богослов, чтобы одним взглядом исцелять и истуканов разрушать, – вздохнул отец Фома. – Да и не молод уже.
– Так и мне давно не тридцать восемь, – развела руками Ядвига Мстиславовна.
– Откуда они повылезали-то?
Ядвига Мстиславовна вопросительно глянула на Новикова.
– Тот, что в костюме, – участковый прочистил горло, – мажор, влетевший в автобус на полном ходу. Про остальных не знаю.
– А сколько их? – спросил отец Фома.
– Мы четверых видели, – ответил Антон.
Старичок загибал пальцы, что-то тихо бормоча. Ядвига Мстиславовна наливала чай из большого заварника с цветочками и самовара.
– А он что, теперь станет, как они? – вяло спросил Антон, кивком указывая на дверь, за которую унесли отца Павла.
– Нет, – покачала головой Ядвига Мстиславовна, ставя чашку перед Новиковым. – Не захочет.
– Разве это от желания зависит? – спросил участковый. Он как-то ещё не додумался поинтересоваться, как вообще становятся упырями.
– Так ими иногда и при жизни становятся, – будто ответила на его мысленный вопрос Ядвига Мстиславовна. – Знаешь, есть такие люди, которые из окружающих жилы тянут. Чем не упыри?
– Ничего не понял, – выдал Антон, таращась на бабушку.
– Объясняю для двоечников, – медленно, но громко произнесла Ядвига Мстиславовна. – После смерти некоторых персонажей не принимает ни рай, ни ад. Вот они и застревают непонятно где. А там – куда кривая выведет.
– Почему их не принимают? – спросил Новиков, подув на горячий чай.
– Грешили много, не покаялись, не отпели, не поминает их никто. Да мало ли причин.
– Почему они тогда не носятся везде толпами? – спросил Антон, поставив локти на стол.
– Во-первых, сядь нормально, – строго сказала Ядвига Мстиславовна. – А во-вторых, они бродят. Кругом. Во множестве. Только их не видать.
– А эти почему тогда…
– Почему-почему, – пробурчала Ядвига Мстиславовна. – Потому что. Их даже земля не принимает. Выплёвывает.