Страшная сила
Шрифт:
– Да Бог с тобой, Валера. Даже если бы я и решил тебе рот заткнуть, то при натыканных тут камерах этот номер не пройдет. За твою драгоценную жизнь Меранский меня закопает на ту же самую глубину.
– Ну, не мне тебя учить, как одним уколом человека на тот свет отправить. Потом соврешь, что колол меня от сердца…
– Не все так просто, дорогой. Меранского обмануть – не литр спирта выпить. Он тут такое дознание проведет… Кстати, ему даже допрос с пристрастием не понадобится. Достаточно будет накачать меня нашим «зомби», и я тут же все ему выложу. В том числе и то, что он нем думаю. – Леонид Всеволодович снова опустился на пол, на
Михеев замолчал, уставившись в глазок телекамеры, и с сухим смешком продолжил:
– Господи, Валера, если бы кто-нибудь еще месяц назад сказал, что мы будем на полном серьезе обсуждать, кто кого глубже закопать может, ты бы ему такие физиопроцедуры прописал…
– Да не собираюсь я тебя никуда закапывать, – вяло сообщил другу Евсеев. – Мне даже душить тебя расхотелось. Так, морду набил бы, и все. Ты на меня сегодня столько всего вылил… Хоть сейчас в душ – отмываться.
– За этим дело не станет. Все удобства у тебя будут.
– Бред какой-то.
Вокруг двух сидящих на полу мужчин петлей затягивалось молчание; даже тиканье часов не нарушало ватную тишину. Лишь электронное табло рисовало портрет времени светящимися алыми росчерками. Прямыми и однозначными, как выбор, перед которым каждому когда-нибудь придется встать.
– А ты, правда, Марину любил? – Тишина, поджав хвост, бежала от вопроса Евсеева.
– Почему в прошедшем времени?
– Что, до сих пор?!
– Не боись, не отобью. – Кислая мина проступила на лице Михеева. – Уж если за двадцать лет твоего отсутствия у меня ничего не получилось… И вообще, я – женатый человек. Только не хмыкай так, не хмыкай! За Маринку свою можешь не беспокоиться. Есть у меня отдушина. Но упаси тебя Бог сказать об этом Дине! Не посмотрю, что ты мне друг…
– Ненавистный?
– Ненавистный, – кивнул уже основательно осоловевший Михеев. – Кстати, отличное словосочетание: «ненавистный друг». Так вот, я тебе, ненавистный друг, уже всю свою подноготную выболтал. На три пожизненных хватит. И – на принудительную кастрацию. Ладно, кончаем лирику. Ишь, расселся! Арбайтен давай… Вари свое спасительное зелье. Только припоздай чуть-чуть. Чтобы этой олигархической сволочи помочь уже не могло. Друг ты мне, или не друг? А я к этому времени уже буду готов когти рвать. Чего смотришь на меня? Да, я пьяный, ну и что? Главное до двери дойти, и охрану позвать. Пусть отстегивают тебя, дармоеды. Только я тебя прошу, Валера, веди себя тихо. Смысла нет бучу поднимать. Пока ты не выдал на гора лекарство, с тебя пылинки сдувать будут.
– Наклонись-ка поближе, Леня, – Евсеев окинул взглядом лабораторию в поисках притаившейся телекамеры. – Я тебе кое-что на ушко шепну. Не хочу напрасно рисковать. Даже если здесь только изображение передается.
– Да, Валера, – пробормотал Леонид Всеволодович, как только быстрый шепот стих. – Ты тоже умеешь ошарашивать.
Глава десятая
Когда в дверь нашего нового жилища забарабанили тяжелые кулаки, Павел подхватился с места и, одним движением выдернув из-за пояса пистолет, ссуженный сыну подполковника Челнокова «одним из батиных сослуживцев», на цыпочках подкрался к двери.
Почти сутки мы обрывали телефоны сначала в ординаторской диагностического центра, потом, вопреки уговорам заведующего, – в собственной квартире. Но единственным результатом массированной
– Кто? – Хрипота в голосе Павла показалась мне излишней. Неужели простуду подцепил после курса оздоровительных обливаний? – Ах, это вы…
В отличие от меня, Павел Челноков превосходно справился с замками и, пропустив в прихожую дядю Леню, быстро захлопнул дверь.
– У нас мало времени. – Михеев судорожно схватил Павла за руку. – Мы должны успеть!
– Что успеть, Леонид Всеволодович? – мое колотящееся сердце ухнуло куда-то вниз. – Что случилось?
– Много чего, ребята, случилось, – процедил сквозь зубы дядя Леня, и даже стекла очков не помешали мне разглядеть затопивший все его существо страх. – На рассказ времени нет. Просто идемте со мной. Мне не к кому больше обратиться. Я все в машине объясню. А оружие, Павел, прихвати. Оно нам понадобится.
Сидя в «Москвиче», летевшем вдоль припорошенного снегом проспекта, я слушала покаяние дяди Лени, и вместо того, чтобы испытывать страх за отца и брата, пыталась соединить в одно целое образ заштатного инфекциониста и разработчика сверхсекретного биологического оружия. Все, что рассказывал Михеев, казалось похмельным бредом помешанного на шпионаже подростка. Единственным якорем в зашатавшемся мироздании для меня оставался Павел, которого волновали чисто практические вопросы.
– Почему такой аврал? – нахмурился он, когда дядя Леня закончил свой научно-шпионский рассказ. – Вы, кажется, говорили, что собирались тихо-мирно подготовить побег. И вдруг бросаете нас на штурм ни много ни мало – сверхсекретной лаборатории, охраняемой… Сколько вы сказали там человек?..
– Двадцать три.
– Вот именно. Двое против двадцати трех, и убогий «Макаров» против АКМов. Или что там у вашей охраны?..
– Я не мог пойти в «контору». Там у Меранского свои люди, и мне они неизвестны. Наткнись я на них, и погубил бы все и сразу.
– Это я понимаю. – Павел Челноков в нетерпении рубанул ребром ладони по спинке переднего сидения так, что звон пошел. – Я не понимаю, что конкретно случилось?
– Они забрали ее. Я сам видел, как Наташу запихивали в крешинскую машину.
– Наташку?! – Подскочила я, и сморщилась от боли в особо побитых местах, являющейся отличным напоминанием о бренности телесной оболочки. Ну, куда меня опять несет? «Неужели тебе было мало приключений в «раю», чтобы по доброй воле отправиться в ад?» – вздохнул внутренний голос, и, будь у него голова, укоризненно покачал бы ею. Я даже не стала возражать ему. Только спросила у дяди Лени: – А Наташка-то им для чего понадобилась?
– Думаю, для того, для чего и Хуан. – Вцепившегося в руль Михеева била крупная дрожь. – Это я виноват. Мой проклятый болтливый язык. Когда я говорил с Валерой в лаборатории, то ляпнул, что Хуану не страшен вирус, будучи уверен, что комната не прослушивается. Но, видимо, ошибся. Меранский прослушал запись и, чтобы вытрясти из Евсеева лекарство для племянника, решил заразить еще одного близкого твоему отцу человека. Понимаешь, Ника, мы должны успеть! Если ей введут вирус…