Страшно любимая

Штаний Любовь В.

— Ты не понимаешь! — оборвала я друга. — Вы все не понимаете! Жаркая страсть? Ха! Родители друг друга патологически не переваривают. Они больше двадцати лет даже говорить друг с другом не желали. А если он маму обижает? Если силой ее удерживает? Или она решила, что именно отец виноват в том, что мы с Миртой в космосе болтаемся, и решила отомстить?

— С чего бы?

— С того! Ты маму не знаешь. Она, коли в раж войдёт, и тутня в бараний рог скрутит. Да и отец, если стал главой Союза, вряд ли похож на романтического юношу, способного бросить дела ради бурного секса с собственной женой. Я должна убедиться,

что мама там по своей воле. И что никто никого не убил!

Я споткнулась, не в силах подобрать слова, и потеряно уставилась на дивный пейзаж, кусая губы и почти не чувствуя тепла рук желейки на своих пальцах. Как же быть? Как…

— Улянь, найди мне головизор. Хороший, чтоб с полным эффектом присутствия.

— Соня, это плохая идея, — мгновенно нахмурился ках, но я вырвала у него ладонь и посмотрела прямо в глаза.

— У меня с мамой не лучшие отношения, но она моя мама. Я никому не позволю ее обижать. Мне нужен головизор и срочно. Если не сможешь найти, я сама справ…

Встать мне желейка не дал. Моментально перетёк за спину и, надавив на плечи, вынудил снова сесть на стул.

— Подожди. Найти даже самый крутой гаджет не проблема, но он ведь, активируясь, сканирует не только внешность. Сонь, такое мы никак не скроем от наблюдателей. Заинтересованные сразу узнают, где ты находишься.

— И пустота с ними! Зато я смогу прорваться к родителям. Звонок — это одно, а голограмма — другое. Родную дочь Главы никто не посмеет задержать. Пусть только попробуют — я им такое устрою! Не то что отца, всю базу на уши поставлю. А потом мы сразу на корабль. Женихи, если и просекут где мы, догнать не успеют. Уляшечка, пёрышко моё, ну пожалуйста!

Я молитвенно сложила ладошки и захлопала ресницами, прикидывая, как и у кого буду клянчить не самый дешёвый гаджет, если ках откажется помогать. С минуту друг смотрел пристально и серьёзно, а потом сказал со вздохом:

— Ладно. Найду, но при одном условии.

— Каком?

— Ты мне расскажешь историю про тысу.

Меня буквально перекосило.

— Откуда ты вообще про неё знаешь?

— Да не знаю я ничего, но Мирта когда-то советовала порасспросить тебя на этот счёт. Сказала, многое пойму.

Поморщившись, я лишь покачала головой.

— Ничего ты не поймёшь. Это просто история из детства. Глупая и печальная.

— Вот и поделишься. Давай так. Пока я ищу требуемое, ты сидишь тут и спокойно доедаешь десерт. Вернусь — расскажешь про тысу.

Возразить он мне не дал. Я только рот открыла, а каха уже и след простыл. И что я ему должна рассказать? Ну, подобрала я на улице тысу. Такую жалкую и драную, что даже мамино сердце дрогнуло, хотя она всегда была против живности в доме. Назвала я найдёныша Чаней, носилась с ней как с писаной торбой.

Со временем клочкастое тельце питомицы покрылось густой розовой шёрсткой, да и коготки отросли. Внешне — милота милотой. У меня от одного взгляда на это чудо слёзы умиления на глаза наворачивались.

Вообще, тыса — скотинка хоть и не редкая, но довольно дорогая, а я очень быстро поняла, почему она на улице оказалась.

Характер у этой пушистой тварюшки был тот ещё. За полгода, которые я выхаживала Чаню, раз двенадцать втайне от мамы бегала в больницу швы накладывать и заживлять рваные раны, которые питомица

мне оставляла в благодарность за любовь и ласку. Сколько было мелких царапин и укусов — и вовсе не сосчитать. При этом маму Чаня не трогала — боялась, будто понимала, кого можно обижать, а кого не стоит.

Впрочем, я никого к строптивой любимице особенно и не подпускала. Сама мыла, вычёсывала, убирала за ней и подпиливала коготки. Почему-то Чаньку я обожала несмотря ни на что. До сих пор как вспомню — аж плакать хочется. И ведь не сказать, что она меня не любила. Любила, и ещё как. Когда я домой из школы возвращалась, тыса чуть не лопалась от радости, носилась по потолку от счастья. Спала исключительно рядом со мной. Стоило задержаться на уроках подольше, выла до хрипоты.

А на седьмой день рождения Мирты я недоследила, и Чанька от души покусала сестрёнку. Что я тогда пережила — не передать. Мама, схватив мелкую в охапку, рванула в больницу. Меня даже отругать толком не успела. А я собрала манатки, посадила тысу в клетку и сбежала из дома. Просто оставить питомицу, зная, что она способна причинить вред членам моей семьи, я не могла, но и выкинуть на улицу тоже духа не хватило. Как бы она выжила там одна? Потому я ушла вместе с ней. Дура. Конечно, меня нашли уже через два дня.

— И что дальше? — подбодрил вернувшийся Улянь, которому я всё это и рассказала.

Пожав плечами, я вперила мутный взгляд в горизонт. До сих пор не могу о тех событиях вспоминать спокойно.

— Мама так за меня перепугалась, что даже против возвращения Чани не возражала совсем, вот только… Я сама отнесла тысу в питомник. Ходила потом к ней каждый день, чистила и кормила бедолагу, а после подрабатывала на рынке, пока не накопила достаточно денег на оплату программы по реабилитации животных для переноса их в естественную среду обитания. Когда тысу увозили, я выла белугой, ногти сгрызла почти до основания. Кровищи было…

Я замолчала, приводя мысли в порядок. Вот же, приспичило желейке докапываться до детских воспоминаний! И сестрёнка хороша — нашла что советовать…

— Сколько тебе тогда было? — задумчиво спросил ках.

— Одиннадцать, — я решительно шмыгнула носом, вздёрнула подбородок и протянула руку. — Головизор давай!

Улянь смотрел странно — внимательно и как будто восхищённо даже, словно и вправду что-то эдакое обо мне понял. Впрочем, это не важно. Главное — напичканную микросхемами и кристаллами коробочку отдал. Где только нашёл так быстро?

Как я наводила шухер на базе Союза, спорила с первым замом отца и довела до нервного тика второго — отдельная песня. Зато в результате я таки прорвалась к родителям и в очередной раз убедилась в собственной дурости. В смысле, оба были живы и довольны как никогда. Вьюнош там или нет, но папенька жену не за ради скандала в спальню затащил, да так там и заперся аж на полторы недели.

Радость от моего визита несколько омрачила супружеский междусобойчик, но не настолько, чтобы погнать некстати нагрянувшую дочурку от брачного ложа поганой метлой. В результате я убедилась, что маму никто не обижал и к батарее не приковывал. Судя по обрывкам шёлкового пояса, завязанного на спинке кровати, кто-то кого-то точно привязывал, но явно не для пыток. Одно хорошо — мы поговорили, хоть и недолго. Плохо другое.