Страшные истории для девочек Уайльд
Шрифт:
– Нарисуй на мне татуировку, – предложила Изола.
– Легко. – Эдгар взял с тумбочки фломастер, снял колпачок и отодвинул простыню. Изола захихикала и прикрыла глаза, чувствуя, как скользит по руке мягкий кончик фломастера, как кожа впитывает чернила.
– Вот здесь – снежинки, рядом с тыльной стороной локтя. Может, еще одну вот здесь. – Он нарисовал красивую снежинку на выступающей косточке ее бедра. – Тайная снежинка.
– Откуда ты узнал? – прошептала Изола-Ледяная-Принцесса и прижалась ртом к его губам, прежде чем он успел ответить,
– Ненавижу брекеты, но кривые зубы еще хуже. Видишь? – он потрогал небо, показывая Изоле неровные коренные зубы.
– Не знаю, – с улыбкой ответила Изола. – Мне кажется, кривые зубы выглядят очень рок-н-ролльно.
Когда они снова слились в поцелуе, губы Изолы были липкими от остатков вишневой помады, едва не выболтанного секрета и капельки крови.
«Кривые зубы и рок-н-ролл», – написал утром на стене Эдгар, прежде чем уйти домой.
Ядовитая красота
Изола услышала, как кто-то стучится в окно маленькими ножками.
– Что такое? – прошипела она, приоткрыв окно на щелочку. – Чего тебе, Винзор?
Фея упала на подоконник. Она не ответила, а ее зеленое свечение потускнело до болезненно-желтоватого.
– Винзор? – Изола осторожно подняла ее, и фея судорожно вздохнула.
– Отравленные… цветы, – простонала она.
– Что? – Изола поднесла ее чуть ближе к уху.
– Что… ты наделала? – чихнула Винзор. – Ты распылила яд… ты хотела… меня убить…
На половине крошечного личика феи проступили мерцающие зеленые вены, правый глаз побелел и сочился гноем.
– Нет, нет, конечно, нет! Я…
Зайчик запрыгнул на подоконник и с интересом спросил:
– Кто она?
– Это Винзор. Говорит, ее отравили. Зайчик, что мне делать?
– Вырежи пораженный глаз, – скомандовал горгуль.
– Что?
– Видишь, у нее в глазу яд? Вырежи глаз, а то фея умрет.
Изола заколебалась. Пощупала пульс Винзор – словно муравей под кончиками пальцев.
– И как это случилось? – непонимающе задал вопрос в пустоту горгуль.
Изола не нашла ничего меньше английской булавки, которую когда-то пыталась утащить Винзор. Изола воспользовалась булавкой и глупым буклетом об ампутациях, думая о любимом моряке Кристобелль и о короле Лире.
Зайчик сидел у нее на коленях, заинтересованно глядя на импровизированную операцию.
Глазное яблоко лопнуло как наполненный гноем воздушный шарик; Изола достала его и промыла пустую глазницу последними каплями из фляжки с водкой, надеясь, что этого хватит для спасения феи, которая ей даже не нравилась.
Сплетая сны
Той ночью она услышала, как мама плачет в ванной.
Когда Изола пошевелилась, горгуль запрыгнул ей на грудь. Его когти оказались прямо над ее сердцем.
– Не двигайся, – прорычал он.
– Но мама…
– Она или я, девочка.
– Почему? –
Позже ей снился сон, будто она держит лук, вырезанный из костей ее любимых. Она подняла его, натянула тетиву и выпустила пылающую стрелу, словно оскорбление. Стрела попала в цель, и полная луна вспыхнула шаром огня, рассыпающим искры и пепел в ночном небе.
Изоле снились похожие на Версаль школьные сады; мама на лечении, в больничной пижаме, но с улыбкой на устах, гуляет по дорожкам с катящейся рядом капельницей, полной шампанского. Потом мама поворачивается и смотрит на нее. Солнечный луч падает на ее хищные зубы, и отраженный свет взрывается белым, окутывая Изолу. Затем дверь, комната, ослепительное сияние цвета расплавленного золота. С криком Изола проснулась в своей комнате без принцев, жалея, что вообще жива.
В доме царила тишина. Мама спала, отец ушел на работу. Зайчик наблюдал за дремлющей в спичечном коробке Винзор, и в его красных глазах горел странный голодный огонек.
Изола решила выйти на улицу и попробовать на вкус травинку. Конечно, та зашипела на языке, явно отравленная.
«Ты что-то распылил в саду?» – написала она сообщение отцу.
«Да, жутко надоели эти кролики. Не мог найти твое средство, поэтому купил какой-то пестицид. Если будешь готовить овощи, пожалуйста, тщательно их вымой. А еще лучше – сходи и возьми свежих у миссис Ллевеллин».
Изола выключила телефон, прополоскала рот и пошла проверить, как там мама. Теперь стало ясно, почему она всю ночь проплакала: отец отравил ее сад. Он отравил Винзор и бог его знает сколько еще кроликов, цветов, птиц и фей.
Изола поднялась на чердак.
Чердак их дома походил на убежище Анны Франк: потайные лестницы, коробки и целые жизни, упрятанные в пенопласт и картон.
Значительная часть жизни ее мамы теперь хранилась в этих коробках. Дневники, маленькие кусочки ее личности, высушенные и законсервированные, как зародыши животных в банках или лепестки цветов, рассыпающиеся в пыль между старыми фотографиями и исписанными страницами блокнотов. Изола нашла домашнее видео мамы Уайльд о ее бурной молодости: на восьмом месяце беременности мама щеголяла на пляже в бикини, выпячивая вперед живот, словно трофей. Высохшие кусочки верхнего яруса свадебного торта. Детские вещи Изолы: побитые молью ползунки и кружевные чепчики, когда-то скрывавшие безволосую головку. Испанско-английский словарь и почерневшая серебряная флейта.
Фотографии отца – безбородого и, что еще более странно, счастливого.
Она нашла мамины старые медицинские карточки, рецепты на лекарства и рентгеновские снимки сломанной руки и растянутой спины. Также в папке отыскался ультразвуковой снимок Изолы и еще какого-то крохотного создания, которое не смогло появиться на свет.
Изола забрала снимки в свою комнату и расставила их на окне, словно витражи, пропускавшие солнечный свет через мамины внутренности.