Страшные Соломоновы острова
Шрифт:
– Бритый?
– засмеялась Змея.
– Лысый, - внес ясность Димыч и парочкой смолистых сучьев оживил костер.
– Ребята. А не отойти ли нам ко сну?
– внес я давно вертевшееся на языке предложение.
– В том смысле, что лично я, пожалуй, пойду баиньки. Разговоры поразговаривать у нас еще масса возможностей будет, а поскольку завтра с утра мы перемещаемся на другое место, за сто с лишним километров, то я бы хотел выспаться. В общем, кто как, а я в люлю. Спокойной ночи, - и поднялся, прихватив свою пенку.
Дитер тоже дисциплинированно подскочил, собираясь
– Я еще посижу немножко, можно? Так жалко спать.
Она свернулась уютным клубочком, сладко жмурясь на древнюю магию огня. Я пожал плечами, помогая напарнику укладывать все ненужные вещи в машину.
– Я тоже, пожалуй, тормозну, - буркнул Димыч и, засовывая в карман извлеченную из пакета с продуктами консервную банку, озабоченно произнес: - Помнится, ты днем пару яблочек с поля притырил. Угостишь друга?
– Змею ублажать собрался?
– хмыкнул я, протягивая ему плоды.
– Ну это как получится, - уклонился он от обсуждения и нырнул к костру.
Упаковываясь в спальник и готовясь нырнуть в сладостное небытие, я блаженно вытянулся, закрывая глаза, и тут меня осенило. Консерва, яблочки... Эх Димыч, Димыч... А если у них валидола не окажется?
И провалился в сон.
Глава 8. Что такое шутка и с чем ее едят
Вот странное дело... В палатке - всегда сплю предельно чутко, что никак не отражается на качестве отдыха. Такое удивительное состояние полудремы, когда мозг в автономном режиме отслеживает все происходящее вокруг, деля звуки на фоновые и остальные. И в случае потенциальной опасности будит организм буквально за доли секунды.
Я спал и слышал тихий бубнеж Димыча, втирающего что-то завороженной колдовством ночного леса Хеле, слышал, как он потом, кряхтя и шурша нейлоном спальника, укладывается в палатке... Потом остался только шорох начинающегося мелкого дождика, шум ветра в кронах сосен над нами и топот предельно наглой лисы, выбравшейся помышковать и решившей заодно провести тщательный аудит в нашем лагере. Как сладко дремать в теплом уютном коконе спального мешка, убаюкиваясь монотонным шепотом дождя.
Под утро напарник вжикнул молнией выхода, выскальзывая наружу, а еще примерно через полчаса отсыревший утренний лес огласился его жизнерадостным трубным ревом.
– Господа кладоискатели, па-адъем! Чай закипает, хавчик на столе, а чарующе ледяной ручей жаждет облобызать ваши сонные опухшие рожи. Хеля не в счет. Там - личико.
Я вылез из спальника на свет божий, быстренько натягивая камуфляж поверх термобелья и затолкнув в чехол свою синтепоновую перину. В соседней палатке тоже ощущался бодрый оживляж. Дождь прекратился еще ночью, но попятнанный лохмотьями тумана лес напоминал недовыжатую поролоновую губку, истекающую влагой на краю раковины у нерадивой домохозяйки. Димыч протягивал мне из салона "Нивы" умывальные причиндалы.
Поеживаясь и позевывая, мы по знакомой тропке направились к ручью. В двух
Вот оно! За первым же кустом вольготным блином растеклась совсем свежая лепеха медвежьего гуано, все так же кокетливо декорированная кусочками яблок. Димыч всплеснул руками, наклоняясь над ней.
– Вот гад, а?
– возмущенно обратился он к застывшей аудитории.
– Совсем обнаглел, животное. Похоже, всю ночь рядышком с лагерем шастал, паразит. И костер ему по фиг.
Он зачерпнул указательным пальцем солидную порцайку желтоватой субстанции, задумчиво отправил ее в рот и, почмокав, провозгласил:
– А ведь свежак совсем. Буквально час как нагадил, не более. А, Витек?
Я, покоряясь неизбежному, повторил процедуру.
– Да не, Димыч. Явно ночью тужился, зверюга. Если бы свежак - еще парило бы.
Раздавшиеся сзади громкие утробные звуки побудили нас прервать увлекательнейшую органолептику образца и оглянуться.
Германия, упав на колени и уткнувшись лицами в чахлый кустарник, интенсивно болела в него морской болезнью.
Похоже, ребята ничего не знали об этой старой туристcкой хохме. Чистило их демонически. Со стонами и подвываниями. Наконец Хеля, пошатываясь, приподнялась с колен и, обратив к нам перекошенное, нежно-салатного оттенка лицо, ошеломленно простонала:
– Это... что... такое... было???
Аналогичный вопрос читался и в запредельно изумленном взоре Дитера.
Димыч кинулся спасать ситуацию. Как умел.
– Ребята, да вы что? Это же шутка! Это просто кабачковая икра! Нате, сами попробуйте...
– и с искренним раскаянием на лице, зачерпнув солидную соплю продукта на щепочку, сделал шаг по направлению к болезным. Дикий крик неописуемого ужаса был ему ответом. А незадачливые тевтоны сайгаками нырнули в заросли, откуда незамедлительно послышались знакомые звуки второй части Марлезонского балета, исполняемого с необычайным воодушевлением.
– Димыч, ох, не замолим...
– покачал я головой, направляясь к ручью...
Тем не менее, через двадцать минут освежившаяся и более-менее пришедшая в себя компания собралась у костра. Остатки недавнего потрясения еще читались на лицах наших друзей, но самообладания им все же было не занимать. Ситуация понемногу выравнивалась.
– Боже мой. Я же теперь год ничего не смогу есть, - выдохнула Хеля, с отвращением взирая на скромный в ассортименте, но обильный стол.
Димыч захлопотал.
– Все - херня, кобра ты наша впечатлительная. Это мы сейчас поправим. С гарантией, проверено, - и извлек из пакета бутылку лекарства "решительно-от-всего".
– Во! Учись, старый. На что только люди не идут, лишь бы с утра остограмиться, - жизнерадостно заблажил новоявленный эскулап, разливая "кедровку" по трем посудинам.
– Сейчас это не выпивка, а антидот. Подняли, зажмурились, выпили одним глотком, - подал он пример, опустошая стопку, и потянулся к еде.
Ребята с легким содроганием последовали его примеру. Выдохнув и помотав головами, они с удивлением обнаружили, что способны потреблять пищу. Чем немедленно и воспользовались.