Страшные тайны

Эдвардс Касси

— Ты лжешь! О, Эдвард, скажи, что ты лжешь!

— Увы! Нет! — угрюмо произнес мужчина, стремясь заключить сестру в объятия. — Бекки, родная! Все это время я пытался найти мать, найти ответ на вопрос, почему она так поступила с нами. Однако мама и ее муж, атаман разбойничьей шайки, всегда уходят от меня и от моих людей.

— Нет! — зарыдала Ребекка.

— Я нанял несколько человек, чтобы они помогли мне найти ее, вернуть к нормальной жизни, но получилось так, что нас же и обвинили в тех преступлениях, что совершили они. Как только происходило очередное происшествие, наша

мать всегда находилась на виду. Никто не видел ее лица во время разбойных нападений, так как оно было скрыто под маской. Однако, все замечали роскошные белокурые волосы… Я всегда находился поблизости, поэтому нет ничего удивительного, что все ее грехи пали на меня, ибо у нас одинаковый цвет волос. Чтобы ввести людей в заблуждение, мать носит мужскую одежду и маску. Постоянные лишения и жизнь в седле сделали женскую фигуру похожей на мужскую.

— Нет! — шептала Бекки. — Невероятно! Ты лжешь, потому что твой портрет, а не мамы, висит в кабинете шерифа любого штата.

— Ты не совсем права, — заметил Эдвард, и в его глазах мелькнула тень боли. — Однажды, после того, как бандиты ограбили банк, меня схватили, когда я преследовал шайку. Меня, естественно, обвинили…

— Тебя арестовали?

— Да, но только, слава богу, только меня… Я скакал впереди отряда и почти настиг мать, но шериф и его люди окружили меня… Мои люди спрятались, а мама и ее шайка сбежали. Блюстители порядка давно хотели арестовать золотоволосого гнусного негодяя. И им показалось, что их желание сбылось…

— Как долго тебя держали в тюрьме? — спросила мисс Вич, начиная верить брату. Еще ни одному писателю в мире не удалось сочинить такой захватывающей и невероятной истории, а Эдвард никогда не блистал в этой области.

— Две ночи, — ответил мужчина и печально улыбнулся. — Однако на место моего заключения кто-то совершил нападение. К счастью, никто не пострадал, но с тех пор мои портреты стали рассылаться во все концы страны. Очевидно, им не приходилось сталкиваться с нашей матушкой, чтобы иметь ее изображение. Она и ее банда исчезали, словно эльфы. Сомневаюсь, чтобы их когда-нибудь поймали…

— А твои люди? Где они теперь?

— Каждый пошел своей дорогой. Главное, их портреты не украшают стены кабинетов шерифов. Они свободны, как ветер. Я единственный, кому закрыт путь в нормальное общество. Пока закрыт… — Мужчина кивком головы указал на дневник. — Но когда я покажу этот документ судье Ньюмену, ситуация изменится. Ты не поедешь со мною в форт? Если они увидят нас вместе, то непременно выслушают… После знакомства с дневником мое честное имя будет восстановлено. Тогда мы вместе вернемся в Сент-Луис. Бекки, ты согласна помочь мне? Пойдешь со мною в форт?

Мисс Вич молча смотрела на брата, а потом, уронив дневник, бросилась в его объятия.

— Эдвард! Мой дорогой Эдвард! Я знала, что ты не мог совершать такие ужасные дела, в которых тебя обвиняют. Никогда не верила в это, и, слава Богу, мои опасения не подтвердились. Мы снова вместе, мой милый братец! О, как я люблю тебя!

— Дорогая, мне жаль, но мне пришлось лгать тебе не по своей воле, — проговорил он, ласково поглаживая ее плечи. — Если бы я рассказал кому-либо

о своих планах, они бы никогда не претворились в жизнь. — Мужчина хрипло рассмеялся. — Похоже, моя задумка провалилась… Ладно, предам ее огласке. Если мне до этого времени не удалось встретиться с матерью, значит, ничего не получится и в будущем…

— Знает ли она о тебе? — поинтересовалась Бекки, освобождаясь из объятий брата. Она подняла дневник, погладила Пеблза, растянувшегося у ее ног.

— Я уверен, мать слышала о преступнике, пойманном за совершенные ею преступления… Но она никогда не свяжет воедино образы изгоя и маленького мальчика, брошенного несколько лет назад, — грустно заметил Эдвард. — Он крепко сжал ее плечи. — Ты — мой единственный шанс, Бекки, моя последняя надежда. Если ты пойдешь со мною, я вручу властям дневник и сброшу тяжкий груз, легший на меня.

Мужчина посмотрел, как сестра перелистывает страницы тетради, пробегая глазами текст.

— Этот документ поможет тебе?

— Прочти внимательно хотя бы несколько страниц, Бекки, и сама поймешь. Все эти годы, дорогая, пока не было тебя, а я оставался единственным ребенком в семье, мать не замечала меня, а все ее отношения строились на фальши. Она всегда жалела, что вышла замуж за отца и родила сына…

Глаза девушки наполнились слезами, когда она начала перечитывать исповедь несчастной измученной женщины. С каждой страницей Бекки становилась понятнее ее ненависть и гнев, сквозившие в строках рукописи.

Мисс Вич едва могла дышать, добравшись до описания отвращения, внушенного второй беременностью. Далее мать писала, что бросит нежеланного ребенка и сбежит с человеком, которого любит.

Женщина в подробностях описывала свои чувства к этому мужчине, смаковала интимные детали. Она с нетерпением ожидала, когда наступит момент бегства в Вайоминг. Мать жаловалась на скуку в Сент-Луисе и считала, что приключения преступной жизни придутся ей по душе.

— Больше не могу читать, — простонала Ребекка, захлопывая тетрадь. — Здесь вполне хватает материала, чтобы обвинить ее и оправдать тебя… Интересно, почему она не взяла дневник с собою?

— Скорее всего, отец нашел данные откровения и выгнал эту хищную гиену из дома, — предположил Эдвард, укладывая тетрадку в карман.

— Отец… выгнал… ее?! — задохнулась от ужаса Бекки. — Как ты узнал об этом?

— Он сам мне сказал, — ответил брат, глядя ей прямо в глаза.

— Когда? О, Эдвард, только не говори, что папа знал о твоем пребывании в Вайоминге.

— Но он действительно знал, — мягко произнес мужчина.

— Значит, в то время, как папа оплакивал тебя, он знал, где ты находишься?

— Конечно. А если он и горевал обо мне, то только потому, что опасался за мою жизнь, когда я гонялся по всему штату за матерью.

— Разве у вас не имелось никакой связи?

— Каким образом? Телеграммами? Тогда бы об этом узнали все.

— Все-таки, тебе следовало найти какой-то способ, — упрекнула сестра. — Ведь он оплакивал тебя, пока не умер.

— Бекки, как ты не поймешь?! Отец печалился не из-за меня, а из-за того чудовища, в которое превратилась наша мать.