Страшный рассказ
Шрифт:
Юрий вернулся в комнату, переоделся и взял ключ от машины.
— Если будешь уходить, просто захлопни дверь, — сказал он, заглянув на кухню.
Светлов ограничился коротким досадливым кивком. Ему было не до Юрия — он уже ворковал, уламывая очередную секретаршу соединить его с шефом.
Однообразно-серые четырехэтажные корпуса больницы частично скрывала густая зелень беспорядочно разбросанных по территории сосен. Дальше, за линией приземистых хозпостроек, деревья сливались в густой массив — кажется, это был какой-то лесопарк. Юрий, хоть и успел поработать таксистом, оказался в этом месте впервые. Правда, никаких достопримечательностей здесь не наблюдалось — широкая, довольно пустынная улица с подвешенными на чугунных опорах проводами троллейбусной
На асфальтированной стоянке перед главным корпусом стояло десятка полтора машин. В одной из них, старом «Фольксвагене» с распахнутыми настежь дверцами, расположилось семейство — шестипудовая дама в светлых крашеных кудряшках и застиранном больничном халате, ее потный угрюмый муж в несвежей голубой рубашке и потрепанных джинсах, прыщеватый подросток, говоривший сердитым ломающимся баском, и пухлая девчонка лет восьми, живо напомнившая Юрию златокудрое румяное дитя с этикетки шоколада «Аленка». Семейство сосредоточенно истребляло привезенные с собой продукты — белый хлеб с маслом, колбасу, жареную курицу, яйца вкрутую, ветчину и, кажется, даже сало. При этом сидевший за рулем мужчина жаловался жене, что устал питаться всухомятку и соскучился по нормальной домашней пище. Юрий, который сегодня не ел ничего, кроме выпитого со Светловым утром кофе, только раз глянул в ту сторону и сразу отвернулся.
Другие машины на стоянке были пусты. Они напоминали стадо каких-то диковинных безволосых животных, сбившихся в кучу в ожидании грозы, которая должна была вот-вот разразиться. Юрий запер джип, еще раз оглянулся на тучу, которая заняла половину неба, и по выщербленным бетонным ступенькам поднялся на широкое больничное крыльцо. Миновав толпившихся под навесом больных в линялых байковых пижамах и изнывающих от скуки посетителей, он с усилием оттянул на себя тугую тяжелую дверь и оказался в вестибюле, до которого еще не добралась волна повсеместной реконструкции. Вестибюль этот был сумрачен, скверно освещен и от пола до потолка выкрашен убийственной темно-синей масляной краской с мертвенным свинцово-серым оттенком. Выцветшие, смазанные щиты с распорядком дня, перечнем разрешенных продуктов и грозными предупреждениями насчет кишечных инфекций на этом фоне смотрелись особенно впечатляюще, и атеист Филатов мысленно вознес к небесам коротенькую молитву, в которой убедительно просил, если что, прикончить его как-нибудь по-быстрому — по возможности дома или на улице, но только не в больнице.
Отстояв коротенькую очередь в справочное бюро, он поинтересовался, как ему пройти в хирургию. Толстая тетка в мятом белом халате и с довольно густыми черными усами на верхней губе до крайности неприветливым тоном выдала ему краткую, но при этом весьма подробную инструкцию. Следуя ее указаниям, Юрий вышел на улицу, отыскал нужный корпус и вскоре уже шел по длинному полутемному коридору, вдоль стен которого стояли хирургические каталки — некоторые накрытые простынями, другие голые. Навстречу ему бойко проскакал, опираясь на костыли и выставив перед собой закованную в грязный гипс ногу, какой-то выздоравливающий. В его правой руке, помимо костыля, был зажат полупрозрачный полиэтиленовый пакет, в котором виднелась пустая литровая банка. Банка при каждом шаге ударялась о костыль, издавая глухой звук, далеко разносившийся в пустом коридоре. Каталки и гипс говорили о том, что Юрий ничего не перепутал и находится на правильном пути. Потом он увидел у поворота коридора стрелку с надписью «Операционный блок» и свернул в ту сторону: если Ника не лгала, то она работала именно операционной сестрой.
На
— Мужчина, вы куда?
Прозвучало это не столько строго, сколько сварливо — девчонка была слишком молода, и настоящей строгости в ней просто неоткуда было взяться. Юрий решил не обращать внимания на тон вопроса. Это была уже седьмая больница, которую он посетил за сегодняшний день, и повсюду с ним говорили примерно одинаково — не то чтобы грубо, но и без особенной приветливости.
— Палаты в другой стороне, — продолжала сестричка. — Кстати, а почему вы не взяли халат? Здесь нельзя без халата.
— Извините, — сказал Юрий, включая улыбку на полную мощность. Сегодня он столько улыбался, что это уже получалось у него чисто механически. Он побаивался, что к вечеру его улыбка стала больше походить на оскал, но тут же увидел, что ошибся: глаза его собеседницы едва заметно потеплели. — Извините, — повторил он, — я тут впервые. Собственно, в палаты мне не надо. Я ищу Воронихину. Не знаете такую?
Он ожидал отрицательного ответа: «Здесь такая не работает», «А кто это?», «Впервые слышу» — или чего-нибудь еще в этом же роде и с трудом сдержал вздох облегчения, когда сестричка, еще выше задрав брови, переспросила:
— Нику?
— Веронику, — сказал Юрий.
— Так у нее же отгулы, — сказала сестричка. — Целая неделя. Приходите в субботу, может, застанете. Или позвоните ей на мобильный… А вы ей кто?
Последний вопрос прозвучал с искренним любопытством, в котором, однако, угадывалась изрядная доля настороженности. Насчет мобильного девчонка явно ляпнула не подумав и теперь опасалась, что незнакомый, в сущности, человек, сейчас пристанет к ней с просьбой дать ему номер телефона Ники Воронихиной. А кто его знает, кто он такой, этот незнакомец? Вдруг маньяк?
— Мобильный у нее не отвечает, — сказал Юрий и для убедительности показал собеседнице свою трубку, как будто это что-то доказывало. — И дома никто дверь не открывает. А мне уезжать скоро. В субботу меня уже здесь не будет. Десять лет не виделись, представляете? Я ее брат.
— Брат? — изумилась девушка.
«Ага, — подумал Юрий, — брат. Старший братец-идиот. Только вчера выписался из психушки… Надо же было такое сморозить!»
— Троюродный, — со смущенной улыбкой заявил он, спасая положение. — С Камчатки. Разве она обо мне не рассказывала?
— Ни разу, — уверенно заявила медсестра.
— Надо же, — огорчился Юрий. — Неужели забыла? Конечно, я сам хорош. Десять лет ни письма, ни звонка… Правда, писатель из меня никакой, а по телефону звонить вообще ненавижу. Ну о чем можно говорить по телефону, когда не видишь лица собеседника? Как здоровье, как дела, у меня все хорошо… Я так не умею. Присядешь, бывает, на камешек — океан шумит, воздух соленый, чистый… Хорошо! Вот достанешь из кармана фотографию и рассказываешь ей о своем житье-бытье… Мы с ней, с Никой, в детстве очень дружили. А потом родители мои на Камчатку переехали, вот и оборвалась ниточка… Сюжетец, да? Прямо для передачи «Жди меня». Правда, адресок ее новый у меня был, да и телефон тоже. Словом, подвернулась мне оказия смотаться на Большую Землю. Дай, думаю, к сестренке заеду, погляжу, как она тут. А сестренки-то и нету! Так, значит, она про меня и не вспоминала? — закончил он с огорчением.
— Да вы не расстраивайтесь, — успокоила его медсестра. — Она вообще о себе не рассказывает. Она у нас скрытная, молчаливая. Других послушает, а сама — ни гу-гу. У нас даже никто не знает, есть у нее парень или нет. Правда, машина недавно появилась. Наверное, кто-то подарил.
— Машина? — изумился Юрий. — Машина — это хорошо. Машину просто так, с бухты-барахты, не подарят. Не пропустить бы свадьбу! Эх, далеко меня все-таки жизнь забросила! Как в песне поется: от Москвы до самых до окраин… А куда она могла на выходные податься, вы, конечно, не знаете?