Страсть и цветок
Шрифт:
— Это и удерживает меня от осуществления заветного чаяния, — сообщил князь Иван. — Естественно, у меня нет желания впутывать Локиту в скандал.
— А уж скандал на сей раз выйдет политический, — заметил лорд Марстон. — Возможно, мать у нее и в самом деле была русская, но только я готов поставить кругленькую сумму за то, что отец ее — англичанин.
— Почему бы нет? — беззаботно обронил князь. — Она, правда, не похожа на англичанку, но у нее светлые волосы, а уж Лоренс — фамилия определенно английская.
—
— И почему же ты так решил?
— Потому что и у меня, видишь ли, есть интуиция. Тысяча чертей, вся эта история и вправду загадочная и на самом деле отнюдь не английская.
— Не думаю, чтобы кто-то захотел удовлетворить наше любопытство.
— Разумеется, — согласился лорд Марстон. — Можешь не сомневаться, что эта женщина, которая, подозреваю, когда-то была ее гувернанткой, станет нема как рыба. На нее рассчитывать не приходится.
— Предоставь это мне, — убежденно сказал князь.
— Я в точности знаю, о чем ты сейчас думаешь, — улыбнулся лорд Марстон. — Со свойственной тебе скромностью ты полагаешь, что нет на свете женщины вне зависимости от того, какого она возраста, какой национальности, — которую бы ты в два счета не обвел вокруг пальца.
— Как же хорошо ты меня знаешь, Хьюго! — усмехнулся князь Иван. Пришпорив жеребца, он лишил своего друга возможности продолжить беседу.
Как и предчувствовал лорд Марстон, в последующие дни Локита в Булонском лесу им не повстречалась.
Ежедневно посещая то место, где произошла их недавняя встреча, они, убедившись, что она не появится, объезжали все уголки Булонского леса, но все безрезультатно.
В пятницу князь не утерпел и отправился нанести визит.
Пожилая француженка, которая открыла им дверь, при виде двух джентльменов присела в реверансе.
— Дома ли мисс Андерсон? — спросил князь.
— Нет, месье, мисс Андерсон и мисс Локита отправились на прогулку.
— Они в добром здравии?
— Да, месье.
— Прошу вас передать мисс Андерсон, что я с нетерпением жду их появления у себя на вечере. Их платья, как и было условлено, будут доставлены в театр. После спектакля их будет ожидать мой экипаж.
— Я передам им ваши слова, месье, — отвечала горничная.
Добавить к сказанному князю было, по-видимому, нечего, но, уже собравшись откланяться, он вдруг передумал:
— Надеюсь, дамы получили цветы, которые я им посылал?
— Каждый день приносили чудесные букеты, месье.
— Они пришлись им по вкусу?
— Мадемуазель Локита обожает цветы, месье.
— Я очень рад, что они ей понравились.
— Ты в своем уме? — проговорил лорд Марстон, когда они отъехали от домика. — Ты же напугаешь «дракона», если вздумаешь искушать их дорогими подарками. Один раз ты уже это попробовал.
— Урок не прошел даром. Орхидеи были всего-навсего в хрустальной вазе с приличной гравировкой. При этом цветы, которые получала мисс Андерсон, не только были ничем не хуже тех, что предназначались Локите, но даже превосходили их.
— Наконец ты начинаешь обнаруживать крупицы здравого смысла, — одобрительно заметил лорд Марстон.
— Те же, что я отправлял для Локиты, содержали небольшое послание, понятное только нам обоим.
Больше он ничего объяснять не стал, а по возвращении домой с головой погрузился в приготовления к вечеру, который, как сдавалось лорду Марстону, должен был отличаться тем безудержным чудачеством, что хорошо запомнилось ему из русской жизни.
Он отдавал себе отчет в том, что, если вечеринка будет задумана и проведена по образцам, виденным им во дворцах петербургской знати, Локиту ждут сильные впечатления.
Одна только окраска этих зданий надолго врезалась ему в память.
Желтый Юсуповский дворец смотрелся в воды Фонтанки, дворец Воронцовых, что возвышался над берегами Невы, был окрашен в малиновый и белый, ярко-синим цветом радовал глаз Таврический дворец. Чаще же преобладали нежно-оранжевые тона.
В годы его пребывания в Петербурге царский Зимний дворец, первоначально окрашенный в фисташково-зеленый цвет, был перекрашен в темно-бордовый.
Когда после первых ноябрьских снегопадов зачарованный город наполнялся белым сиянием, сходство со сказочным миром придавали ему и удивительные цвета его дворцов.
Под серебристый перезвон колокольчиков по снегу и льду летели сани из дворца во дворец, чтобы доставить своих ездоков на необыкновенные приемы, которые устраивались еженощно.
В Зимнем дворце в исполинских люстрах зажигалось до тридцати тысяч свечей. Порой же они спиралью огибали колонны из яшмы, что окаймляли бальные залы.
И всюду гигантские зеркала отражали сияние драгоценностей, которые усыпали фигуры дам, танцующих под звуки бесчисленных скрипок.
Роскошные адъютанты мерно расхаживали по глянцевой поверхности полов с изумительной красоты женщинами, с шей которых до самой талии свисали украшения — ожерелья на нескольких нитях, жемчуга, алмазные броши, изумруды величиной с голубиное яйцо.
Столы были заставлены золотыми сервизами, обвитыми фестонами из оранжерейных цветов; из самых разных точек света, отдаленных на тысячи миль, доставлялись диковинные деликатесы, чтобы ублажить изнеженный вкус сотрапезников.