Страсть и гнев
Шрифт:
— Я уеду, как только повидаюсь с модельером. Все остальное сделает моя помощница, а я займусь другими клиентами, — заявила Фанни, успев заметить, как темным блеском сверкнули его глаза, прежде чем он вновь стал осматривать ее ногу.
Естественно, он обратил внимание на ее мокрые щеки, но, к счастью, совершенно неправильно истолковал причину этих горьких слез. Прежде, чем она успела ему помешать, он опустился на колени возле кровати и стал тщательно сравнивать ее лодыжки.
— Какая из них болит? — спросил он почти ласково. — Опухоли
Он снял с нее туфли, и когда Фанни попыталась поджать ноги, он не позволил и принялся легонько их ощупывать.
Фанни закрыла глаза и стиснула зубы. Ну и пытка. Боли она не ощущала. Да и откуда взяться боли? Пытка была совсем другого свойства. От его прикосновений у нее кружилась голова, словно в Кейхел-Корте происходило довольно сильное землетрясение, а так как она пыталась скрыть от него свое возбуждение, это грозило настоящим взрывом.
Она с облегчением вздохнула, когда он тихо проговорил:
— А вы обманщица! С вашими ногами все в полном порядке.
Он стоял над ней, широко открыв глаза а она едва сдержала стон облегчения, во-первых, потому что он наконец-то отпустил ее а во-вторых, потому что прежде никогда еще не видела его таким. Из него словно ушла жизнь и лицо стало чужим, отстраненным, замкнутым. И вид у него был неприступный, словно он тащил на себе груз, который никому не мог доверить и который ни с кем не мог разделить.
Фанни отлично понимала, в какое дурацкое положение она попала. Теперь он знал, что с ногой у нее ничего не случилось. Знал, что она солгала.
— Зачем вы солгали? — спросил он. — Вы бы и без моей помощи прекрасно добрались… И, пожалуйста, не возражайте. Ради Бога, оставьте меня в покое. Вы слышите, Фанни?
Если ей и показалось, что в его голосе звучала мольба, то она не поверила своим ушам. Пусть он думает, будто она преследует его. Но беспокоиться-то ему незачем! Она же сказала, что уедет завтра. Чего он еще от нее хочет?..
Фанни молча смотрела на него, даже не делая попытки ничего объяснить. Впрочем, и объяснять было нечего. Она сама загнала себя в угол. Ведь и вправду солгала. Он знает, что с ногой у нее все в порядке, но это ничего не меняет. Она не может подвести Мейбл… Не может обмануть ее ожидания, ведь она так просила Фанни ничего никому не говорить.
Не в силах оправдаться, Фанни решала атаковать. Ну а если решила…
— Послушайте! Может быть, я и не красавица, но я ведь не дура! — Она вскочила с кровати и уперла руки в бока. Очки съехали у нее на кончик носа. — Весь вечер вы мешаете меня с грязью и думаете, я не знаю почему? Думаете, я приоделась, чтобы соблазнить вас, пока вы еще не женаты? Так знайте! Ничего подобного! Ну, поцеловали вы меня! Подумаешь, важность! — Она буравила его взглядом, все сильнее и сильнее распаляя свою злость. — Могу вам честно сказать, ничего особенного не произошло. Ну, мне понравилось, и что? А потом я думала об этом не больше, чем о поцелуе моего кузена на дне рождения, когда мне было пять, а ему три года. — Вранье!
В
Наконец-то она задела его мужское «я», его мужское самолюбие. И он жаждал мести и намеревался мстить.
— Что, неприятно? — тяжело дыша, спросила она, убирая с лица волосы. — Больно, правда? Вас задевает, что есть женщины, которые не падают к вашим ногам, с первого взгляда сраженные вашей мужской красотой?
Что ж, ей пришлось поплатиться за свой острый язычок. Ральф угрожающе зарычал, совсем как раненый зверь, и грубо сжал ее в объятиях. Он жадно приник к ее губам и показал ей, что такое настоящая первобытная страсть…
8
Ральф страстно целовал ее, пробуждая в ней бурю чувств. Она не могла справится ни с Неодолимым стремлением к нему, ни с такой же неодолимой яростью. То, что он делал с ней и то, что он заставлял ее отвечать на его сексуальный взрыв, приводило Фанни в безумную ярость. Но бороться с собой она не могла.
Забыв о своем благоразумии, она отвечала на его поцелуи, словно наказывая за то что по его милости стала падшим ангелом. Она мучила его за то, что он превратил ее в безумное существо, одолеваемое дикой страстью.
Когда он оторвался от нее, наказание для них обоих еще не закончилось. Кожа у нее горела, грудь ныла, нервы были напряжены до предела. Но когда он прижал ее голову к своей груди, она услыхала, что его сердце тоже бьется стремительно и дыхание тоже прерывистое и хриплое.
Фанни тихонько застонала, словно прося пощады. Она молила его снять с нее злое колдовство. Но это было лишь начало Она знала это. Ее тело знало это, поэтому тянулось к нему, предлагая ему себя и не желая ни в чем ему отказывать.
Они оба были одновременно победителями и побежденными. Оба не могли справиться с нахлынувшей на них страстью, оба тонули в необоримом желании, когда, отведя золотистые волосы, он покрывал жадными поцелуями ее шею и плечи.
И она, забыв обо всем на свете, гладила его сильное тело, с удивлением отмечая про себя, что он закрыл глаза и тоже весь дрожит. Едва сдерживая себя, он снова приник к ее губам, и тут началось настоящее безумие. Ее пронзила такая острая, такая сладкая боль, что она прижалась к его сильному телу, словно стремилась раствориться в нем.
Неожиданно перед ее мысленным взором возникли двое. Те двое тоже отдали себя на волю безудержной страсти…
Это были Мейбл и Клифф — такие, какими она видела их в Манор-хаусе. В той комнате воздух тоже казался густым, словно насыщенным ароматом страсти.
— Нет! Ради Бога! Нет! — Она стала отталкивать его. — Пожалуйста, я ведь приехала сюда, чтобы устраивать вашу с Мейбл свадьбу.
Вашу с Мейбл! — почти закричала она.
Он замер, и вид у него был, как у человека, попавшего в беду. Не в силах справиться со своим дыханием, он прерывисто прошептал: