Страсть на холсте твоего преступления
Шрифт:
Какая ценность у разбитой вазы? Имеется смысл сломанный трофей? Играют со сломанной куклой? К ним все теряют интерес, как только внешний вид испорчен. Нельзя потрогать, вылечить, утешить. Достать, заштопать все и вернуть назад.
Её лицо исказилось от адской боли, когда Андреас отошел и любовался испорченными руками. Он сломал её пальцы. Сломал то, чем она творила и жила. Сломал её окончательно.
Раздаётся оглушительный стук и в подвал забегают агенты в чёрной военной одежде. Мои агенты. Веритас прибыли спасать меня.
Я падаю, когда меня перестают держать и быстрыми движениями подбегаю к лежащей
— Посмотри на меня, девочка, — говорю ласково, убирая прилипшие от пота волосы с её лица. Я судорожно глажу её холодную кожу, а её веки трепещут и изливаются слезами.
— Не закрывай глаза, милая, — прошу я, держа её тело в своем. Я прижимаю её, аккуратно держа руки и пальцы неподвижными. Это испытание для моей очертеневшей души, когда каждая секунда кажется вечностью, а каждый вдох — борьбой за жизнь.
— Мне-мне так больно, Харрис, — дрожит её нежный голос от слез и пережитой боли. У неё шоковое состояние, защитная реакция на ужасную боль.
— Я знаю, знаю, моя девочка. Потерпи, прошу тебя, — умоляю я, разглаживая её лицо. Я касаюсь пальцами её мокрых щек, подбородка, скул и болезненно красных глаз.
— Я думала, что умру сегодня, — признается Тереза и я вздрагиваю от её слов. Качаю головой, ловля её судорожные вздохи.
— Приятно быть живой, приятно быть в твоих объятиях, — шепчет она и закрывает глаза. Я сжимаю скулы от боли, моё тело дрожит, губы плотно сжаты, а голова не думает рационально. Эйвон появляется передо мной и я, не раздумывая, перекладываю Терезу в его руки.
— Не дай ей потерять сознание, — приказываю холодным тоном и встаю.
— Босс, его уводят, — докладываю мне, и я немедля, за секунду преодолеваю расстояние лестницы и поднимаюсь в галерею. Музыка прекратилась, люди разбежались, остался запах пороха и звук приближающихся сирен. Я вижу его спину, вижу, как гадкие руки прижимаются к ране на плече.
— Ты сбегаешь, дядя? — кричу я и он оборачивается. Рядом с ним два предателя, два его агента, которые не раздумывая, поднимают пистолеты и целятся в меня. Мне не приходится ничего делать, за меня работу делает Кир. Мой снайпер. Двумя точными выстрелами пробивая голову охранников Андреаса. Тела падают на мраморные полы галереи.
Прости меня, Тереза. Прости.
— Не забывай, кто я тебе, сынок. Я твой дядя. Твоя единственная родня. Не забывай кто тебя вырастил и кого я создал из тебя, — панически говорит дядя и отходит назад к стене. Я замечаю чёрный прямоугольник на стене и склоняю голову, заводя курок пистолета ко лбу Андреаса.
— Ты создал монстра, она этого монстра полюбила, — говорю и стреляю в лоб дяде. Его кровь окрашивает брызгами стену и часть чёрной картины. Капли стекают по чёрному холсту, заставляя меня улыбнуться.
— Я тоже поучаствовал в создании твоих шедевров, Тереза.
Я называю это Адом.
Круг шестой.
Когда боль приходит неожиданно, она захватывает разум, словно мороз по коже. Она не просто физическая — она проникает в каждую клетку, заставляя мир вокруг померкнуть. Наступает долгая фаза
Мне снился сон. Я видела в нём тебя, мой тёмный незнакомец. Я знала твоё имя, я чувствовала каждой клеткой своего тела, что ты рядом со мной. Я чувствую, как ты оберегаешь меня. Как твоё присутствие даёт мне надёжную защиту.
Сначала ощущается острая колющая боль, которая быстро распространяется, словно волны от брошенного в воду камня. Затем наступает онемение, и кажется, что тело больше не принадлежит тебе. Разум пытается сопротивляться, но боль слишком сильна, и в итоге ты сдаёшься. Всё вокруг кажется нереальным, и единственное, что остаётся — это желание, чтобы боль прекратилась. Адская боль. Я пережила шестой круг Ада.
Когда я проснулась, моё одеревеневшее тело осмотрели. Провели полную диагностику, врачи предприняли необходимые меры для стабилизации состояния. И когда пришли выносить вердикт, я увидела и Харриса. Он выглядел всё так же статно и величественно, слишком красиво для стен этой больницы. Выглаженный костюм, накрахмаленная белая рубашка, каменное лицо, иногда приобретавшее волнительные черты лица. Мне было плевать. Я смотрела, как из-за пасмурной весенней погоды Ирландии по окну стекают капельки дождя. Они оплакивают мою потерю.
— Нарушение костного компартмента — повреждение хрящей привело к обнажению подлежащей кости, костные фрагменты срастаются друг с другом, в результате чего сустав становится неподвижным, — начинает говорить седоволосый взрослый врач. Я вздрагиваю, когда он завершает говорить и не оборачиваюсь, продолжая смотреть в окно.
— Что это означает? Почему Вы всегда говорите заученными словами? Где я должен искать простые ответы? — голос Харриса становился раздраженным. Было приятно его слушать, даже спустя такое время.
— Боюсь, что движение пальцев невозможно для Терезы, мистер Райт. Её пальцы не смогут сгибаться и разгибаться, — произносит он и наступает тишина.
Какая ценность у разбитой вазы? Имеется смысл сломанный трофей? Играют ли со сломанной куклой? К ним все теряют интерес, как только внешний вид испорчен.
— Она-она не сможет…? — я ощущаю страх в голосе Харриса и резко вздыхаю воздух, от которого легкие начинают гореть. Я хочу быть рядом с ним, потому что мне так больно. Я оборачиваюсь к Харрису, молча умоляя его подойти ко мне, и он резкими шагами преодолевает расстояние между нами. Его глаза мягкие и туманные, как утреннее небо. Он со мной, смотрит на меня, а я ищу в нем спасение, когда слышу голос врача:
— Тереза больше не сможет рисовать.
Эпилог
Я видела пустоту, утрату и одиночество. В моем сне было что-то неопределенное, оно вызывало во мне сильное беспокойство. Чувство недостатка, которое вызывает чувство незавершенности. Той ночью я не видела своего темного незнакомца из сна, зато проснувшись, на меня нахлынуло сломленное чувство подавленности.
Вот что это было за чувство. Вот что за потерю я всегда ощущала в своих снах.