Страсть на холсте твоего преступления
Шрифт:
— Я не знаю, возможно одна неправильная хватка… — Рой не успел договорить, как Харрис с короткого размаха ударил его по лицу, заставив мужчину пошатнуться и отойти на шаг. Я вскрикнула, хватаясь за свободную руку Харриса.
— Что ты творишь? Это всего лишь порез на руке! Рой ни в чем не виноват, — пыталась донести я, но Харрис был убежден в обратном, раздраженно смотря на рыжеволосого тренера.
— Что я тебе сказал?
— Позаботиться о ней, — тихо ответил Рой, держась за правую часть лица. Харрис сделал шаг к Рою, но я вцепилась в его бицепс.
— Харрис, — потянула его имя, но он даже не обернулся.
— Босс, я не хотел. Извините, это вышло случайно. Я не уследил, — начал Рой, заставив мой желудок скрутить. Он извинялся за такую несущую мелочь, что мне становилось стыдно. Должно быть, Харрис услышал, что хотел и наконец развернулся ко мне, потянув меня в другую сторону.
— Что на тебя нашло? Я даже не пострадала, а ты выставил меня настоящей ноющей слабачкой! — кричала я, утянутая его рукой в душевую комнату. Харрис молча отвернулся от меня и спустя долгую минуту снова вернулся к моей ладони.
— Да к черту мою ладонь, Харрис. Ты должен вернуть свои слова назад, — буркнула я и он поднял свой холод к моим глазам. Я пошатнулась от количества эмоций за секунду, но он быстро надел свою маску, идеально контролировав каждую эмоцию.
— Ты не должна лишать мир возможности наслаждаться своим творчеством, Тереза. Ты творишь этими руками, ты рисуешь ими и любой вред твоим рукам выводит меня из себя, — признался Харрис и в эту секунду мою сердце облилось медовым бальзамом, забившись так сильно, словно разгоняя колокол.
— Мои картины… — напомнила я, вспомнив про целый подвал, где он хранил каждую.
— Можешь называть меня маниакальным преследователем твоего творчества, — хмыкнул он, обращая все свое внимание на мою ладонь. Это выбивало с толку.
— Я предпочту называть тебя ярым поклонником своего творчества, — улыбнулась я, заставляя его перевести взгляд на мои губы. Он поднял руку, касаясь подушечкой пальца уголка моих губ. Я сглотнула, задерживая дыхание и все свои ощущения на его прикосновении к губам.
— Пусть будет и так. Я хочу, чтобы твои руки были целы, Тереза.
В этот же вечер я приняла теплую ванную для утоления боли в мышцах и села напротив холста. Я могла рисовать всю ночь, если бы боль в руке после пореза не отвлекала бы меня. Она мешала сконцентрироваться и будто прочитав мою боль через стену, Харрис заставил обработать руку и поменять повязку. Отвлеченная его заботой, я отложила в сторону недорисованную картину и кисть. Эйвон зашел перед тем, как я ложилась спать, предупредив о том, что завтра меня ждут за ужином семья МакЛин, представители британской семейной преступной группировки, вставшие на сторону Харриса. Я была удивлена информации о том, что они по приглашению лично прилетели из Лондона, чтобы познакомиться со мной и обсудить планы с Харрисом. Неизвестность пугала и весь оставшийся день, после пробуждения, я была на нервах.
Мой выбор пал на
— Каждая часть меня против того, чтобы ты показывала остальным своё платье, — от его честного признания ток наэлектризовался в месте его прикосновения к моему телу, и я скрыла улыбку.
— Это часть плана, Харрис, — напомнила я, услышав гортанный протестующий звук.
— Часть раздражающего плана.
Я думаю, Харрис точно так же привязался ко мне за все те месяцы, что нам приходилось быть рядом. Он не раз проговаривался, что скучал по моим воплям, когда горничные снова потревожили меня в неуместное время. Я же скучала по нему, точнее не так. Я жаждала, чтобы этот мужчина прикоснулся ко мне и зашёл намного дальше, чем планировалось. Я бы позволила ему, отдала каждую часть себя, неприкрытую и обнаженную частичку, которую он бы умело принял. Он бы знал, что со мной делать и как правильно обращаться с моим телом. От мыслей я сжала ягодицы, сердце трепетно забилось о грудную клетку. Я всего лишь сидела рядом с ним в салоне машины и не могла думать ни о чем другом.
Атмосфера ресторана, в котором проводился ужин была спокойной, ненавязчивой и легкой. Люди были не только представителями семьи МакЛин, но и важными лицами, прибывшими из Лондона. Эйвон уважительно представлял меня мужчинам и их женщинам, под руку стоящим рядом. Британские мужчины отличались прекрасными манерами, утонченным вкусом и хорошими нравами. Они уважали женщин и обращались с ними с нежностью и вниманием. Это создавало резкий контраст с моим знакомством с семьей Конте, которые не в счет ставили замужество с партнерами.
К середине вечера я была пьяна тремя бокалами розового шампанского и отошла к столу с закусками, где особое внимание уделила жульену в тарталетках.
— Хорошим аппетитом Вы вряд ли привлечёте к себе должное внимание, — сильный акцент послышался за моей спиной, и я обернулась к мужчине с золотым цветом волос. Его волосы очень напоминали зрелое пшено. Я проглотила остатки пережеванного жульена и улыбнулась его замечанию.
— Моя мама тоже часто делала мне замечания по этому поводу, — призналась я, взяв салфетку со стола и промокнув в нее уголки губ.
— Ваша мама была представительницей элитного общества, я предполагаю, — его акцент коверкал некоторые ирландские слова, но стоило отдать ему должное за знание языка.
— Да, она входит в их число.
— И всё же Вам стоило взять у неё пример, — его тон вызывал у меня раздражение и краску. Меня отчитывали за то, что я прилюдно съела пару тарталеток. Какой ужас! Только я хотела выразить всё своё недовольство в его сторону, рука Харриса обхватила мою поясницу. Он, конечно же, заметил моё красное лицо.