Страсть по-итальянски
Шрифт:
– Да. Антон – владелец одного из модных журналов, для которого снимал отец. И он часто приходил к нам в студию.
– Там вы и встретились?
– Да. Он мне сразу же не понравился. Было в нем что-то такое… – Лили прикрыла глаза, но не смогла прогнать неприятные образы. – Он знал, что неприятен мне, но это его только раззадоривало. Ему нравилось, что я боюсь. И он специально подогревал этот страх. Иногда ему достаточно было лишь взглянуть, и я замирала от ужаса. Мне даже кошмары об этом снились.
Марко чувствовал одновременно и злость, и жалость.
– А что же ваши родители? Ваша мать?
– Мама
– А отцу вы не пытались рассказать?
– Не было смысла. Он бы не понял. Отец… Ну да вы слышали, что Мелани говорила. Он не хотел детей.
«Мало ли, кто чего не хочет. Но раз уж ребенок появился, долг отца – защищать свое дитя!» – мрачно думал Марко, но не стал усугублять страдания Лили своими репликами.
Словно в ответ на его мысли, Лили снова быстро заговорила:
– Отец и Антон дружили, но их связывала не только дружба. Я уже говорила, что отец работал на Антона. Вы знаете, он был фотографом и снимал для нескольких ведущих изданий. И сам отец, и те, в чьих кругах он вращался, вели довольно разнузданный образ жизни. «Секс, наркотики, рок-н-ролл» – это и о них тоже.
– А Антон?
– И он, конечно. Он был, да, думаю, до сих пор остается человеком небедным. Антон имеет огромный вес в мире моды, журнал его очень популярен. Получить контракт на съемку для этого журнала – огромная удача. Можно, как говорится, на следующее утро проснуться знаменитым. Или наоборот – полностью дискредитировать себя. А мой отец… Работа была его жизнью. От нее он, скажем так, ловил кайф, как другие от наркотиков. Он был гений своего ремесла и приходил в ярость, когда кто-то либо что-то вставало на пути реализации его талантов.
– И на близких людей времени у него не оставалось? – предположил Марко.
– Мачеха управлялась с ним успешнее, чем мама, но в конце концов и ее терпению наступил конец. Только Рик, мой сводный брат, боготворит память отца и хочет пойти по его стопам. Но Рик его, по сути, и не знал толком.
– В отличие от вас. Значит, Антон дружил с вашим отцом?
– Дружил. Когда мне было четырнадцать, на летних каникулах он практически постоянно околачивался в студии. И если отец отсутствовал, предлагал мне сняться нагишом. Я отказалась. Помню, отец страшно разозлился, когда я попыталась ему пожаловаться.
– Почему же? Что он сказал?
– Да просто не поверил. Сказал, это я так набиваю себе цену, прямо как мама. Ужасные были каникулы. Отец перестал со мной разговаривать. А потом еще накануне отъезда в школу мачеха сообщила, что они разводятся. Она хорошая женщина. Всегда ко мне по-доброму относилась. Поэтому-то я чувствую себя ей обязанной и помогаю Рику. Ну и потому, что он мой брат, тоже, конечно. Она сейчас в Калифорнии, снова вышла замуж. Все время зовет меня в гости, но как-то пока не довелось. А Рик постоянно твердит, как это несправедливо, что отец меня научил фотографировать и умер, не успев научить его. В общем-то, да, имея такого отца, трудно было не научиться снимать. Только мне всегда больше нравилось работать с предметами, чем с людьми. Как-то спокойнее. Камера иногда улавливает то, что недоступно невооруженному глазу. Так вот, после этого
– Заметили что? – подбадривающим голосом спросил Марко.
Но Лили все равно была не в силах взглянуть на него. Отвернувшись, она отошла к окну и тихо продолжила:
– Я заметила, что модели, которых снимал отец для журнала Антона, становились все моложе и моложе. Вообще, это было в соответствии с тенденциями того времени. Но, казалось, Антона эта тематика занимает больше всех. И была одна девушка, Анна, очень-очень красивая. Всего пятнадцать лет. Очень мне нравилась. Она училась в школе в Лондоне. Мать с отцом у нее разошлись. Отец, кстати, ее увлечения не разделял. Она мне сказала, что агент обещал ей контракт с «Вог» – съемку для обложки. Только никакого контракта не получилось. – Голос ее дрогнул. – Простите. Я не… Так это все ужасно.
– Что случилось, Лили? – Марко уже догадывался, о чем дальше поведает Лили, и был в шоке.
– Я из-за этого до сих пор не люблю вертолеты. Потому что в тот день мы летели на съемку на вертолете. – Она поежилась от неприятных воспоминаний. – До сих пор чувствую себя виноватой, что никому ничего не сказала, – с внезапной истовостью выпалила она, повернувшись к Марко от окна.
Марко не нужно было объяснять, как чувство вины способно разъедать душу. Он подошел к Лили и хотел уже взять за руку, но остановился. Ему показалось, что таким образом он примет на себя перед ней обязательства, которые свяжут их навсегда. Рисковать было страшно.
– В вертолете Анна сказала мне, что Антон ее изнасиловал и она забеременела. Антон приходил на съемки в студию и отсылал отца под каким-нибудь предлогом. Она плакала, пока мне это рассказывала. Говорила, что это ужасно, что боится признаться матери. – Лили сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться и не расплакаться. – На следующий день я возвращалась в школу. Больше мы не виделись. Я спрашивала о ней отца. Антон ему сказал, будто она завершила карьеру модели, так как упала с лестницы и сломала ногу. Я ей писала, но она так и не ответила. Зато я получила письмо от ее матери. Оказывается, Анна переехала жить к отцу и его новой жене.
Лили снова взяла небольшую паузу. Марко трудно было представить, что она должна была сейчас чувствовать.
– В рождественские каникулы Антон опять все время был у отца в студии. – Голос ее зазвучал увереннее. – Как-то раз они вместе ушли обедать, а потом Антон вернулся один. – Она сглотнула. – Это было самое страшное, что только можно себе представить. Он рассказал, что собирается со мной сделать.
Марко почувствовал, что былое отвращение к мерзавцу превращается в жгучую ненависть. Сердце его пылало гневом.
– Я пообещала рассказать все отцу, но Антон в ответ лишь рассмеялся. Сказал, что питает слабость к молоденьким девственницам. Это было так противно. И страшно. Сама не понимаю, каким чудом я убежала. Бродила по городу, не знала, куда идти. Домой, в квартиру отца, боялась. Вдруг Антон там объявится!
Марко прикрыл глаза. Негодование кипело в нем, сжигая изнутри. Он злился на развратника Антона, на ее отца, на всю мужскую половину человечества. Но больше всего – на себя за то, что не разглядел ее страх раньше, не поспешил на помощь сразу же.