Страсть по-итальянски
Шрифт:
Они открывали друг друга, обмениваясь поцелуями, прикосновениями и невнятными словами одобрения и возбуждения. Казалось, путешествие это не имеет конца. Но вот Марко почувствовал, как тело его напряглось, и понял, что сдерживаться долее не сможет. И когда первая волна удовольствия накрыла его, он ощутил, что и Лили в тот же момент достигла вершины наслаждения.
Не разжимая объятий, они лежали рядом друг с другом. Горячие слезы потоком хлынули из глаз Лили. Она-то думала, что после занятия любовью с ним ей станет лучше. Но стало только хуже.
– Ты плачешь? Почему?
– Потому
Марко смотрел на нее сверху вниз со странным выражением.
– Прости, я знаю, тебе неприятно это слышать. Я… случайно, – извинилась Лили.
Марко еще крепче прижал ее к себе и глухим от эмоций голосом проговорил на ухо:
– Ошибаешься. Мне очень приятно. Что может быть приятнее, чем узнать, что тебе отвечают взаимностью?
Лили откинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Сомнений не оставалось, но она все равно прошептала:
– Ты любишь меня?
И Марко откликнулся, перемежая слова горячими, настойчивыми поцелуями:
– Да, да, тысячу раз да. Я люблю тебя и всегда буду любить. Ты освободила меня из темницы, куда я сам заточил себя на долгие годы. Благодаря тебе я научился доверять своим чувствам. И тебе. Теперь я полноценный человек. Ты исцелила меня. И поэтому я люблю тебя. Но еще и потому, что больше теперь ни на что другое не способен – только любить тебя. В первую же секунду ты украла мое сердце. Но я не сразу понял это. Я всячески боролся со своими чувствами, не хотел верить в то, что происходит. Говорил себе, что тебе нельзя верить.
– Это все из-за нее? Потому что она так сильно обидела тебя? – предположила Лили, обхватив ладонями его лицо и нежно целуя. – Ведь должна быть причина, по которой ты был так замкнут в себе.
Марко взял ее руку и поцеловал ладонь.
– Дело даже не столько в Оливии. Мои родители были людьми старой закалки. Они не приветствовали физические проявления любви. Считали, что всякие телячьи нежности и княжеский титул – вещи несовместные. Когда няня приводила меня пожелать родителям спокойной ночи, я должен был почтительно поклониться матери и пожать руку отцу.
– Бедняжка! – сочувственно проговорила Лили, и Марко ощутил, как старая боль его слабеет.
– Гувернеры и учителя твердили, что эмоции нужно контролировать, не поддаваться им. Князь должен уметь владеть собой. Я привык считать, что чувства – это нечто опасное. Теперь, оглядываясь назад и чувствуя то, что я чувствую к тебе, понимаю, почему Оливия восстала против всего этого. А ведь ее воспитывали так же. Нужно было проявить к ней больше понимания, относиться добрее. Все усугубилось тем, что владелица агентства, где она работала, сделала вид, будто на моей стороне. Сказала, что Оливии ничто не угрожает. Я тогда и не подумал, что мне могут лгать.
Лили видела – этот эпизод до сих пор мучит его, как мучил бы любого настоящего мужчину. А Марко был настоящим! Но в голосе его звучала не только ущемленная гордость. Были здесь и боль, и сожаление, и вина. Сердце Лили разрывалось от жалости.
– Модельное агентство было лишь прикрытием. На самом деле она поставляла
– Поэтому-то ты думал, что и я такая же?
– Да, – признался Марко. – И я продолжал себя в этом убеждать, даже зная в глубине души, что это не так. Тебе пришлось страдать из-за моих же ошибок и моей слабости. Я все понял неправильно – и про Пьетро, и про Антона, потому что мне так было выгодно – видеть тебя плохой. Это было проще, чем признаться самому себе, что я на самом деле к тебе чувствую. Я считал, что проявляю силу характера, но на самом-то деле это была слабость.
– Нет, Марко, ты не можешь быть слабым. Ты просто вел себя так, как привык. Так, как научили тебя обстоятельства, например утрата Оливии, – тепло ответила Лили.
Марко покачал головой и тихо возразил:
– Нет, я не любил ее. Она была мне скорее как сестра, а не как будущая жена. Я любил, люблю и буду любить лишь одну женщину, Лили, – тебя.
– А я так боялась в тебя влюбиться, – открылась Лили. – Боялась, что, как и мать, полюблю человека, который заставит меня страдать. И ты так меня презирал, не хотел верить…
– Да, я очень тебя обидел, – простонал Марко. – Потому что не давал волю чувствам. Но ты все изменила. Но и тогда я пытался противиться, твердил себе, что верить тебе нельзя.
– И тем не менее спас меня от Антона.
– Ты была так напугана. Я не мог иначе!
– Вот, Марко, это главное! Настоящий мужчина никогда не повернется спиной к тому, кто в беде, как бы плохо он об этом человеке ни думал.
– Ты меня переоцениваешь.
– Нет, это ты сам не знаешь себе цену! Тебя трудно переоценить!
– Я так люблю тебя. Лили, выходи за меня замуж. Хочу всегда быть рядом с тобой, растить детей. И чтобы у наших детей было детство – настоящее, счастливое, которого мы с тобой были лишены.
– И я хочу того же, – прошептала Лили, отдаваясь во власть его поцелуев и чувствуя, как тело с новой силой заявляет о своем желании.
Эпилог
Колокола фамильной часовни затихли, означая, что свадебная церемония подошла к концу. В воздухе все еще кружили, медленно оседая на землю, розовые лепестки. Легкий теплый бриз колыхал подол свадебного платья, расшитого традиционными местными орнаментами. Ткань для платья была произведена по специальному заказу на одной из шелкопрядильных фабрик близ озера Комо, часть акций которой принадлежала Марко.
Это был чудесный день, как, впрочем, и все дни, последовавшие за обоюдными признаниями в любви.
– Сколько поколений женились и прожили здесь, в этом замке, – произнесла Лили, держа мужа за руку и наблюдая за тем, как гости покидают часовню.
– И надеюсь, их будет еще немало, – откликнулся Марко, положив руку на ее живот. Несколько дней назад они узнали, что там уже поселилось их первое дитя, которое должно появиться на свет через семь месяцев после свадьбы.
– Очень надеюсь, что не совершила ошибку, разрешив Рику снимать свадьбу, – поделилась Лили, глядя, как сводный брат фотографирует группку хорошеньких девушек.