Страсть сжигает все преграды

Грэхем Линн

— Оскорбил тебя при твоем брате? — закончил он вопросом ее фразу. — Прискорбный случай.

— Прискорбный? — Эшли окаменела.

— Пьетро потерял два передних зуба, — сухо пояснил Вито… — Вопрос преданности семье они разрешили кулаками. Пьетро пострадал больше и честно признался мне во всем. Не вижу связи между этим эпизодом и непростительным вторжением твоего брата в мой дом.

— Значит, у тебя эпизод и строфа из первого акта. А как быть со вторым актом? — возбужденно спросила Эшли. — Четверо парней загнали Тима в угол

и избили. Одним из них был твой племянник.

— Когда это случилось?

Эшли задумалась на секунду или две, а потом с облегчением назвала дату.

— В тот день Пьетро присутствовал на свадьбе кузена в Риме, — еще более сухо ответил Вито. — Едва ли он мог участвовать в избиении.

— Он мог организовать это дело!

— Теперь забираешься в дебри фантазии? Пьетро не стал бы участвовать в такой затее. Пока у тебя нет доказательств, я бы посоветовал отказаться от обвинений. — Он холодно смерил ее взглядом.

Эшли обругала себя последними словами за то, что не позаботилась выяснить подробности случившегося. Четверо парней напали на Тима. Вот и все, что она знала. Атмосфера в кабинете напоминала бодрящую теплоту полярного круга.

— Насколько я понимаю, вражда между твоим племянником и моим братом первоначально возникла на почве соперничества из-за девушки… — пробормотала она.

— И что может добавить эта информация к нынешнему положению? — Его лицо приняло натянутое выражение.

— С моей точки зрения, связь очевидна, — выдохнула Эшли.

— Тогда у нас совершенно различные точки зрения, — с сарказмом возразил Вито. — Я не способен усмотреть ни малейшей связи.

— Ты не готов ни в чем уступить мне? — Эшли постепенно закипала.

— Я бы на твоем месте пришел сюда с намерением принести все возможные извинения за случившееся. — От игравшей на губах улыбки веялохолодом. — Единственная же причина твоего прихода, как мне представляется, — слепое желание выплеснуть гнев на Пьетро и — вот уж нашла! — на неизвестную девушку, — продолжал он, подчеркивая каждое слово. — В любом другом случае твои усилия убедить меня простить непроститель ное показались бы мне забавными.

Жаркая краска заливала ее щеки. Она все сделала неправильно. Выбрала совсем не ту тактику. А впрочем, разве можно было выиграть у Вито в словесном поединке? Едва ли. Он мастерски лишил ее самообладания еще до того, как она вошла в кабинет.

— Я была… я так расстроена, — пролепетала она. — Тим недавно сдал экзамены, а это большое напряжение. Я лишь хотела, чтобы ты яснее представил его состояние.

— Меня не интересует его состояние, — без искры сострадания проговорил Вито. — Он не ребенок и не умственно отсталый. Он сам отвечает за свои поступки.

Эшли ради собственной безопасности уставилась в точку слева от его головы. Эти слова она должна была сказать ему. Эта роль написана для нее — объяснить Вито, почему Тим так яростно реагировал на колкости Пьетро. Это ее роль —

рассказать Вито, как их отношения после разрыва смяли ее. Какой грязью ее вымазали и какую тяжелую дань ей приходится платить. Но разве может она пойти на то, чтобы открыть ему правду о своей беременности? Вито — последнему из всех людей. Разве она смогла бы обсуждать с ним такое глубоко личное горе, о котором еще никогда и ни с кем не говорила?

В момент слабости она позволила Сьюзен узнать о том, что носит ребенка Вито. Она верила, что Сьюзен будет хранить тайну. А надо бы лучше знать сестру. Отец подслушал разговор Сьюзен с Арнольдом, и тайна выплеснулась наружу! А затем пришло и возмездие.

Хант Форрестер осуждал людей, чьи дети попадали в переделки из-за либерализма родителей. Он хвалился строгой дисциплиной в своем доме.

Узнав, что Эшли беременна, отец пришел в ярость. Больше всего он боялся потерять лицо в глазах местного делового общества. И этого одного было достаточно, чтобы он отказался от нее. А очередная новость, что отец ребенка уже женился на другой женщине, стала последней каплей, переполнившей чашу его терпения.

Эшли была уже на четвертом месяце, когда случился выкидыш. Но большинство членов ее семьи вполне допускали, что она потеряла ребенка намеренно. В восемнадцать лет Эшли очень красноречиво отстаивала свое решение не выходить замуж и никогда не иметь детей. Каждый знал, что аборты относительно легкодоступны, и каждый допускал, что в конце концов она выбрала именно это решение. Нет, она не могла сказать Вито… Вито, который так безмерно любил детей. С которым когда-то она так страстно спорила о праве женщины самой делать выбор. Вито не поверил бы ей. А если бы хоть на минуту подумал, что она выбрала такое решение, то стал бы презирать ее еще больше, чем презирает сейчас.

— Тиму только восемнадцать, — снова начала она, загнав в глубину горькую боль воспоминаний. — И в некотором смысле это моя вина. Я никогда не обсуждала… я хочу сказать, он ничего не знает о том, что произошло между нами. Он сам пришел к каким-то ложным заключениям. Но я и понятия не имела, как он переживает, пока… — она осеклась.

Молчание затянулось. Вито умел использовать молчание как оружие. Он сидел по ту сторону стола в высшей степени раскованный, холодный, спокойный и бесконечно самоуверенный. Он пугал ее.

— Послушай, я не пытаюсь оправдать его…

— Но, совершенно точно, это твоя вина, — перебил он.

— Если Тима осудят, вся жизнь его будет разрушена. Он потерял голову. Он очень сожалеет о том, что сделал.

— Тогда где же он? — Неколебимо прямой взгляд сверлил ее.

— Он не знает, что я здесь. — Секунду она отчаянно барахталась в своих мыслях. — И я даже не понимаю, почему ты спрашиваешь меня: Это не справедливо. Ты вызвал в полиции такое волнение, что его арестовали бы, если б он только приблизился к зданию.