Страсть взаймы
Шрифт:
Она не столько услышала, сколько почувствовала присутствие чужого человека. Медленно повернула голову. С трудом сфокусировала взгляд на черных мужских ботинках. Заскользила выше, по черным джинсам, и остановилась на стволе, направленном на нее. Ее передернуло. Слезы безумной радости и облегчения наполнили глаза. Спасение! Наконец-то долгожданное освобождение! Перевела взгляд выше и напоролась на убийственное хладнокровие черных, как сама смерть, глаз.
– Уб-б-бей, – прохрипела она саднящим горлом.
Назар навел пушку на девчонку. Дерьмо! Эти ублюдки еще
По мере обследования ее жалкого тела, он хмурился все сильней и сильней. Снова посмотрел в лицо. Впалые глазницы зияли чернотой. Обтянутые желтой кожей скулы сильно выпирали. Немытые волосы клочьями свисали. Зубы выбивали дробь, челюсть ходуном ходила и зрачки огромные. Понятно. Дури накачалась.
– Убей, – снова зашевелились губы, преодолевая непроизвольные спазмы. Назар посмотрел ей в глаза. Взор ее погасал. Веки трепетали. Ее сотрясала мелкая конвульсивная дрожь, точно в припадке. Да она и без него скоро откинется. А если нет…считанные мгновения внутренней борьбы, и он опустил ствол. Вытащил нож из голенища и перерезал путы на ее руках. Передернулся, когда увидел явно проступающие позвонки, ребра и лопатки через серую, облезлую кожу. За подбородок приподнял ее лицо к себе и сделал то, чего бы сам ни за что не простил своим корешам. Поймав ее затравленный взгляд, он сказал:
– Беги, девочка. Спасайся, как можешь, – и пошел прочь. Облаченной в перчатку рукой прикрыл за собой дверь особняка. Грохот музыки был слышен даже снаружи. Спрятал МК1 за пояс, сбежал по лестнице и уехал.
Дождь лил, как из ведра. Он усилился, хотя, казалось, сильнее уже некуда. Сверкнула молния, озарив все вокруг неестественно белым цветом. Раздался гром такой силы, что отдался вибрацией в машине. Будто сама природа взбунтовалась против действий Назара.
Зачем он оставил девчонку в живых? Правила для всех одинаковы – никаких свидетелей. Он сам чуть шкуру не спустил с Пепла за подобный промах. Назар саданул рукой по рулю и громко выругался, перекрикивая шум неба. Достал сигарету, но прикуривать не спешил, а старательно отгонял от себя другую настырную мысль…
Глаза у нее… как у кошки. Не то желтые, не то зеленые. И зрачки огромные, неподвижные, во всю радужку. И столько мольбы в них. Столько прошения. Избавить. Спасти. Помочь. Глаза, что говорят яснее слов. Что надрываются в немом крике.
Он прикурил. Забарабанил пальцами по рулю в такт падающим каплям. Скорость не малая, а дороги перед собой не видел. Не различал. Глаза эти кошачьи перед мысленным взором встали. Отчаянные. Умоляющие. Весь обзор загородили. Все мысли спутали. И почему не убил? Ведь просила же. Сама просила. А потому что помочь
И проклиная себя, свою дурную голову, на которую бед не оберешься, как не раз говаривал Макар, он рванул руль и с заносом развернул тачку.
Подкатил к особняку и глазам не поверил. Перед домом стояла машинка с логотипом ресторана, а в дверь долбился курьер с полными пакетами еды. Только этого еще не хватало!
Назар выскочил из тачки и побежал под крышу к крыльцу. И все равно одежда и волосы успели намокнуть.
– И чё ты ломишься? Слышь, музыка орет? Думаешь, ты громче? – перекрикивая шум дождя, спросил Назар, очутившись рядом с пареньком, и порядком напугав его.
– Так ведь сами заказали. Думал, ждут, – промямлил он.
– Ладно, ладно. Думал он. Соображать надо, а не думать. Сколько там?
Назар успешно прикинулся одним из отдыхающих в особняке и рассчитался за доставку. Отпер дверь, вошел. На пороге дождался, когда курьер уедет и только потом прошел в дом, бросив пакеты в прихожей.
Музыка орала так, что уши закладывало. Он выключил стереопроигрыватель и огляделся. Девчонки нигде не было. Первая мысль – она вызвала ментов и сама смылась. Тогда бы и ему делать ноги. Встречать наряд в компании трех трупов совсем не здорово. Но он не спешил. Замер и прислушался.
Снаружи разыгралась настоящая буря. Но шторы на окнах висели ровно, не колыхаясь. Кроме одной, отвернутой немного в сторону. Назар подошел и сдвинул ее. Под массивным широким подоконником из белого мрамора, на полу, забившись в угол, сидела она. Голая. Грязная. Дурно пахнущая и испуганная донельзя. Подтянула тонкие костлявые ноги к себе и обхватила их тощими руками. Ее сотрясала крупная дрожь. Боязливо выглянула на Назара. Кошачьи глаза засветились в затемненной комнате, как у дикого зверя. Ноздри раздувались, судорожно двигалась челюсть.
Назар присел на корточки, держась за штору. В упор посмотрел ей в глаза.
– Я велел тебе бежать, – напомнил он. Глаза ее расширились и наполнились слезами. Она втянула голову в плечи и кулаком зажала рот. – Я велел тебе спасаться, как можешь. Видно, только так и можешь, – будто сам с собой вслух продолжать говорить он. Бедный, несчастный, жалкий, забитый звереныш. Что же с ней делали? Каким пыткам подвергали? Как унижали и забивали, раз она не смогла убежать или позвать на помощь, а все, до чего додумалась – это спрятаться под подоконником? Поступок ребенка.
К черту! Раз уж вернулся, доделает дело до конца. Он рывком поднялся и ушел в поисках чистой простыни или чего-то в этом роде. Нашел плед. Сгодится. Вернулся и хотел укутать ее, но она сильнее вжалась в угол, закрывая лицо, голову руками.
– Эй, не бойся. Я хочу помочь, слышишь? Я отвезу тебя в больницу, там о тебе позаботятся.
Поймал ее за руки и потянул на себя. Преодолевая жалкое сопротивление немой борьбы, он закутал ее в плед и поднял на руки. До чего же она невесомая. Еще один явно нездоровый признак. Да уж. Не просто пришлось девочке с этими животными. Считай, чудом уцелела.