Страсти по Луне. Книга эссе, зарисовок и фантазий
Шрифт:
А тем не менее Набоков продолжал будоражить души и перья журналистской и литературоведческой братии, и в Монтрё к волшебнику с Женевского озера слетались их целые стаи. В 1979 году был опубликован составленный Набоковым по собственным записям сборник, включающий 22 интервью, относящиеся к 60-м и началу 70-х годов, и несколько статей и писем к читателям. Этот сборник писатель назвал просто: «Ясные мысли». Как отозвался западногерманский «Шпигель», это мысли несгибаемого одиночки, придерживающегося весьма пестрых элитарных космополитических воззрений, русского по рождению, утонченного петербуржца по воспитанию, насквозь пропитанного западноевропейской культурой и при всем этом, как он сам с гордостью признавался гостю из
Не так давно были изданы два тома набоковских писем. В этих «эпистолах» Владимир Набоков предстает не как разрушитель морали и не как игрок, для которого жизнь не более чем шахматная доска с передвигающимися фигурками, а как человек, полный нежности и бесконечно привязанный к своей жене. Легкоранимый Набоков сознательно ограничил себя семейным кругом, где его любили и почитали и где он не мог ни от кого ждать подвоха и обиды. В письмах и воспоминаниях писатель выглядит как человек тихий и «одомашненный». Впрочем, к чему спор, какой был Набоков! Главное: он был!
Своими размышлениями о самом себе он поделился в одном из стихотворений, написанном в Сан-Ремо в 1959 году:
Какое сделал я дурное дело, и я ли развратитель и злодей, я, заставляющий мечтать мир целый о бедной девочке моей. О, знаю я, меня боятся люди, и жгут таких, как я, за волшебство, и, как от яда в полом изумруде, мрут от искусства моего. Но как забавно, что в конце абзаца, корректору и веку вопреки, тень русской ветки будет колебаться на мраморе моей руки.Почти самоэпитафия. Писатель определял жизнь следующими точными и печальными набоковскими словами: «Жизнь – только щель слабого света между двумя идеальными черными вечностями». Этот зазор слабого света исчез 2 июля 1977 года, и 68-летний мэтр и волшебник слова растворился в черной вечности.
Вдова писателя Вера Набокова-Слоним скончалась в 1991 году. Сын Дмитрий Набоков – в прошлом оперный певец, выступавший на одной сцене с Лучано Паваротти, ныне литератор и переводчик – бережно сохраняет память великого отца. Незадолго до смерти Владимир Набоков принес в комнату сына томик стихов Альфреда де Мюссе. «Отец говорил, что больше всего ненавидит в жизни тиранию, жестокость, глупость, грязь и бессмысленный музыкальный фон», – отметил Набоков-сын в одном из своих интервью.
Что еще осталось незатронутым в нашем коротком рассказе? Тема «Россия и Набоков»? В 30-е годы Владимир Набоков писал об отчаянии, которое овладело им после того, как он покинул Россию и понял, что на родину нет возврата:
Отвяжись, я тебя умоляю! Вечер страшен, гул жизни затих. Я беспомощен. Я умираю от слепых наплываний твоих… И в конце: Ибо годы прошли и столетья, и за горе, за муку, за стыд, поздно, поздно, никто не ответит, и душа никому не простит.Набоков не простил этот мир. Но мы прощаем все его грехи, даже грехи его литературных героев – Гум- берта и Лолиты. Тем более что все мы, и это подчеркивал Набоков, перемещаемся по вертикали, от ангела к животному, от святости к греху. Увы. Такова человеческая природа.
Клоун советской поэзии (Николай Глазков)
Как
Волжанин по рождению, Глазков более 50 лет про-1 жил в Москве на Арбате. Это был удивительный человек. Поэт, эссеист, акгер (летающего мужика в «Андрее Рублеве» помните?), шахматист, боксер… «Глазков, – сказал о нем Евгений Евтушенко, – это русский Омар Хайям, но из нашего века, где существуют атомные бомбы и бюро пропусков…» Глазков был настоящий «анфан- террибль» литературных Союзов.
Я иду по улице, Мир перед глазами, И стихи стихуются Совершенно сами.Глазков – яркий пример того, как талантливый человек не может жить в тоталитарной системе, выламывается из нее. Каждый находил тогда себе нишу. У Глазкова была своя: ниша юродивого поэта, философа и клоуна одновременно:
Я поэт или клоун? Я серьезен иль нет? Посмотреть если в корень, Клоун тоже поэт.Глазкова долго не печатали: не певец, не фанфарист власти, а ёрник и циник, как считали чиновники от литературы. Первый сборник Глазкова вышел лишь в 1957 году, когда поэту было 38 лет, и вышел не в московском издательстве, а в калининском и назывался «Моя эстрада». Чиновники тайного смысла названия не поняли.
Да здравствуют мои читатели, Они умны и справедливы! На словоблудье не растратили Души прекрасные порывы.Надо отметить, что, хотя Глазков поздно пришел в официальную литературу, среди читающей публики он был известен давно, стихи его передавались из уст в уста.
Мне простите, друзья, За милую странность, Но не выпить нельзя За мою гениальность!В 1940 году Глазков собрал полное собрание своих сочинений (их было 187) и «издал» в трех экземплярах от руки (даже не на машинке). Своей книжечке он дал гриф «Сам-себе-издат», и таким образом именно Николай Глазков пустил по миру этот всем известный и тогда весьма роковой термин «самиздат».
Конечно, Глазков был типичным самиздатским автором, «рабом поэзии» в «море лжи». Сам себя он называл «юродивым из Поэтограда», «поэтом переулков», и все его строки пронизаны какой-то особой нежностью к простым людям и сдобрены изрядной порцией самоиронии. Кто, кроме него, мог написать такие строки о войне:
Бомбы падают у дач, Где не следует; Миллионы неудач Нас преследуют.Или вот это:
Те люди, совесть у кого чиста, В атаку шли за родину, за Ста… Нет! Люди воевали за Россию, Речь о другом была для них пуста.