Страсти по «Спартаку»

Меркин Андрей

Интересно, а Надежда Бабкина тогда уже пела?

Так вот, сигареты «Ява» можно было купить только из-под полы. Причем, что очень важно, не фабрики «Дукат», а именно фабрики «Ява».

Это считалось особым шиком. Когда стреляли сигарету, а стреляли все, то еще и спрашивали:

– У тебя явская?

В районе метро «Сокольники» нам, малолетним, сигареты продавала только Анька из киоска возле каланчи.

Она была армянка и болела за «Арарат», поэтому надо было еще ей до кучи сказать:

– Левон

Иштоян – это ништяк.

Или:

– Эдик Маркаров вчера прибил «Черноморец».

Все, считай – ты уже с явской «Явой».

Как-то на матч «Спартака» против армян пришли солдатики, человек пятьсот, и с ними летеха молоденький.

Солдатики дружно так начали кричать:

– «Ара-рат» – уп-тур! «Ара-рат» – уп-тур!

Что-то типа: «“Арарат”, дави!»

В те времена особых проблем при проносе спиртного на стадион не возникало, ну и жахнули мы с тем летехой по стакану, и тут я его спрашиваю:

– Чего это солдатики – охуели, что ли?

А он мне и говорит человеческим голосом:

– Нам за каждого солдатика армянские товарищи по рублю платят, чтобы скандировали. Итого «полштуки».

А «Арарат» в том году «золотой дубль» сделал. Все-таки Симонян тренер великий был…

Геморрой Лобановского

С удовольствием вспоминаю те времена начала 70-х. С открытым ртом слушал аксакалов возле турнирной таблицы в «Лужниках». Очень много было кулуарной информации, которую было не почерпнуть ни в «Советском Спорте», ни в «Футболе-Хоккее».

С этой прессой в те годы были большие проблемы, и покупали мы ее так.

Я родился и вырос в Сокольниках, где болельщик не «Спартака» являлся черной вороной.

Это к тому, что в районе забегаловки «Черный дрозд», где, по слухам, в середине 40-х пила и закусывала легендарная банда «Черная кошка», находился газетный киоск.

В киоске работал милейший дедуля, который втридорога приторговывал свеженьким «Футбольчиком» и «Спортецом». Для своих, которых дедуля знал в лицо.

Так что в районе метро «Сокольники» не все было так черно.

Потеревшись у турнирной таблицы в «Лужниках» лет шесть, я достаточно осмелел и позволял себе иногда толкнуть речь.

Но попадались и уникальные ораторы.

Расталкивая других и влезая на полуступеньку лужниковского парапета, опухший от горилки дядька вещает всем:

– Захожу я в туалет, а там сидит Лобан и срет. А у него – вот такой геморрой!!!

Особенно недетские очереди, в перерыве между таймами, были в мужской туалет.

Валерий Васильевич Лобановский, конечно, там не гадил, а нам, грешным, доводилось.

После

огромного количества пива пополам с портвейном нужно было проявить настоящий героизм и, не побоюсь этого слова, – мужество, чтобы пробиться к вожделенному сортиру и успеть донести.

Однажды, в состоянии сильного алкогольного опьянения, набрался наглости и проник в женский туалет. Помню смутно, вроде реакция контингента, находящегося внутри, была доброжелательная.

По крайней мере, по словам старших товарищей, нужду справить дали и в мусарню не сдали.

Антураж самого мужского сортира требует отдельного описания.

Ржавое и не мытое со дня открытия очковое глядит на тебя эдаким циклопом. Рядом стоит мужик с огромным хуем наперевес; оправившись, он машет «саблей» с особым остервенением, но последняя капля все равно уходит в штаны, которые есть.

Ильф и Петров все наврали.

Семь цветов радуги от васи

Первый цвет – коричневый.

Парк «Сокольники». Чебуречная.

Ах, какие были чебуречки, да с обжигающим бульончиком внутри! На них коричневые пузырьки.

Второй цвет – бурый.

Портвейн в стакане из-под кофе там же. Куплен из-под полы у Нинки по кличке Сиська в винном на углу улицы Короленко. Портвейн какой-то бурый.

Третий цвет – типографский.

Пивко в лужниковской «Шайбе». Воблочка с жирной икрой, непременно завернутая в газету «Социалистическая индустрия» с наполовину отгаданным кроссвордом.

Автор балета «Конек-Горбунок» – пять букв по горизонтали.

Газетка пахнет типографской краской, аж через рыбу.

Четвертый цвет – серый.

И опять портвешок в бумажных стаканчиках там же. Надо было ставить сразу два, иначе протекало. Бумажные стаканчики какие-то серые.

Пятый цвет – медный.

Пиво на стадионе перед игрой. Душка-буфетчик, цена на пиво у него меняется в зависимости от стадии твоего опьянения. Ты ему медь, он тебе пиво.

Шестой цвет – черный.

Снова портвейн «Алиготе», его разливает незнакомый мужик прямо из внутреннего кармана черного пальто. Он тоже болеет за «Спартак».

Седьмой цвет – медовый.

Водчонка из горла – презент от «старших товарищей» прямо на секторе Восточной трибуны. Чтобы жизнь медом не казалась.

«Спартак» – «Гаага». Нехолодная осень 72-го

На первой игре был на стадионе, поэтому помню лучше.

Бабье лето, погода отличная.

Над «Лужей» запах горелых торфяников.

Программка, взятая с боем у ополоумевшего старика-пенсионера, греет душу и карман, включая табаш от перепродажи тут же на месте.

На секторе очередной реверанс в сторону Бахуса.