Страсти по Высоцкому
Шрифт:
Если же говорить о вере, то неверующих людей нет вообще. Вера дается всем при рождении. С первым вздохом человек наполняет душу — вместилище Божье энергией и начинает верить. Пока веру не выбьют из сознания школой, атеизмом.
— Чего вам хотелось больше всего в жизни?
— Очень хочу видеть Отечество наше укрепившим православие как державообразующую веротерпимую религию, всем дающую дорогу в жизни. Мечтаю видеть Россию с царем в голове и в народе. Это дело будущего.
— Это правда, что в 36 лет
— Многие мои друзья очень рано уходили из жизни из-за привязанности к алкоголю: Гена Шпаликов, Володя Высоцкий, Олег Даль. Я понял: если не завяжу, могу закончить жизнь так же скоро и печально.
— Вы дружили с Высоцким? Кажется, в кино и театре вы с ним пересекались крайне мало?
— Ну, как же? Мы ведь познакомились еще на пробах к «Иванову детству». Это был 1961 год. Володя тогда играл в Театре имени Пушкина. Он пробовался на роль капитана Холина, которого потом сыграл Валентин Зубков. Помните? Вообще, пробы для актера — акт очень унизительный. Так вот, по роли мы должны были говорить друг другу «ты». И сразу же перешли на «ты» в жизни. Помню, после каких-то павильонных съемок вышли с ним за ограду «Мосфильма». Был август, теплый солнечный день. Поехали в сад «Эрмитаж». Почему-то Высоцкий выбрал именно это тихое место. Сели за столик в кафе. Володя купил бутылку шампанского и налил мне первый в жизни бокал. Я был очень горд, ведь мне было тогда всего 14 лет. С того дня и подружились. Частенько бывал у него в театре. Володя, к сожалению, играл там рольки на выходах, типа «кушать подано». Видеть это было обидно до слез. Того, что Высоцкий пишет песни и сам их поет, я тогда и не знал.
Потом вместе играли в фильме «Служили два товарища». Володя меня убивает… По роли, конечно. У меня там были сумасшедшие, чумовые глаза.
Да, еще однажды вместе с Ирой Родниной пошли на Таганку смотреть «Гамлета». И мне, откровенно признаюсь, «Гамлет» не понравился, и Володя в роли не понравился. На сердце навалилась какая-то непонятная тревога. Я считал, он очень плохо играет эту роль, что все мимо текста. Кричит зачем-то, дергается как-то невпопад. Я даже не пошел после спектакля за кулисы, что в актерской среде можно назвать бестактностью. Но ведь нужно было бы что-то говорить. А обманывать я не умею.
Последняя наша встреча произошла уже на «Маленьких трагедиях». После съемок Володя вез меня на своей машине до дома. Ехали молча, будто прислушиваясь друг к другу. Оба боялись нарушить эту поисковую тишину. Я думал: какой ты стал, Володя, как изменился за все эти годы? Зазнался? Охладел к друзьям? Потом заговорили. И сразу стало понятно, что он остался таким же нежным и чутким человеком. Было часа два ночи. Высоцкий сказал: «Сейчас приеду домой и сделаю три песни». «Ты что, — изумленно воскликнул я, — уже поздно!» Мило усмехаясь, он ответил: «У меня план — три песни в день».
Я так и не сказал ему о своем отношении к его «Гамлету».
Лично для меня Николай Бурляев был и остается, прежде всего, русским художником. Большим ли, маленьким — вопрос вкуса. Правда, наивность, темперамент, с которым он борется за свою правду, впечатляет: «Дьявол боится России! Так было во все времена. Почему убивают русских пророков? Пушкина, Лермонтова, Есенина, Шукшина? Кто-нибудь задумывался об этом?»
Кирилл
«АНДРЕЙ МИРОНОВ НАЗЫВАЛ МЕНЯ ВОДОПРОВОДЧИКОМ! А ВЫСОЦКИЙ ЧИТАЛ ЛЕКЦИИ О ВРЕДЕ АЛКОГОЛЯ!»
Да простят мне читатели, я все же решил вставить в книгу интервью со сводным братом Андрея Миронова по отцу Александру Семеновичу Менакеру — Кириллом Ласка-ри. Человек он достаточно закрытый, начитавшийся о себе всякого. Безвылазно живет в Питере, интервью не дает, в тусовках не светится. Тем не менее именно он был когда-то одним из самых близких Миронову людей, дружил с Владимиром Высоцким. И знает о нем столько.
— Сколько себя помню, начиная с хореографического училища, в которое поступил в 1945 году, я все время торчал за кулисами. Закончив танцевать на сцене, стал хореографом. Короче, Ласкари человек театра. (Сегодня Кирилл Александрович Ласкари — главный балетмейстер Санкт-Петербургского театра музыкальной комедии. — Авт.)
— Откуда же у вас такая фамилия?
— От мамы. Мой папа Александр Семенович — наш общий с Андреем Александровичем Мироновым отец. Прах его захоронен в Москве на кладбище Донского монастыря. У меня каким-то чудом сохранилось собственное свидетельство о рождении, в котором черным по белому записано: Кирилл Александрович Менакер.
Когда мне нужно было получать паспорт, родители уже развелись. Учитывая отношение советской власти к евреям, решено было дать сыну фамилию матери. Родом она из Тифлиса и со своими грузинско-армянскими корнями всю жизнь прожила очень хлебосольно и гостеприимно.
— Отца хорошо помните?
— Когда он ушел из семьи, мне исполнилось только три года. Но его заботу и внимание чувствовал всю жизнь. Разница с Андрюшей у нас в пять лет. Впервые увидел братика совсем маленьким. Помню, мне показали сверток, из которого выглядывало его смешное красное личико. Так этот толстенький, веселый человечек оказался моим ближайшим родственничком. С той поры мы вели друг друга по жизни, как и полагается кровным братьям. Одно время Миронов не вылезал со съемок на Ленфильме. Общались почти каждый день.
— С Ларисой Голубкиной давно не виделись?
— Мы дружим. Когда ее дочь Машенька приезжает в Питер, часто бывает у меня. С Машей Мироновой не общаюсь. Она себя как-то странно однажды повела, и наши отношения на этом закончились.
— Каким Миронов остался в вашей памяти?
— Он не в памяти, а все время рядом. С его уходом лучшая половина моей жизни тоже закончилась. Андрей умел мудро объединять вокруг себя людей. Никогда не мог предположить, что переживу брата.
— Говорят, Андрей был противоречивым человеком?
— Наоборот, очень мягким и неконфликтным. Не умел ссориться. Мог, правда, молниеносно вспылить, наорать. Даже на меня. А потом спросить с милой полуязвительной ухмылочкой: «Что испугался? Ну, пойдем в ресторан. Угощаю». Отходил очень быстро. Зла за душой не носил. И многие этим, кстати, пользовались, эксплуатируя его талант.
Несмотря на кажущуюся внешнюю легкость в поведении, он был, конечно, страшнейшим самоедом. Ни разу не слышал от Андрея: «Как классно я сегодня сыграл!» Он всегда был собой недоволен. Безумно нервничал перед каждым спектаклем. По жизни бы молчуном. И больше всего на свете любил работать.