Страсти ума, или Жизнь Фрейда
Шрифт:
Зигмунд мог сделать одно – сбить температуру. Он знал, что у мальчика появятся затем конвульсии, дрожь тела, непроизвольные движения рук и ног и он умрет… А ведь три дня назад мальчик был здоровым, счастливым ребенком. Менингит вызывается бактериями. Они носятся в воздухе. Он мог просто вдохнуть их.
Фрейд обследовал семилетнюю девочку, которая в разговоре могла сделать паузу примерно на три секунды, повернуть слегка голову в сторону, поглазеть, а затем продолжать беседу, словно ничего не произошло. Такое с ней случалось четыре–пять раз в день, объясняла мать, а начались эти явления месяц назад.
Доктор Фрейд, наблюдая за ребенком, определил «провалы» речи как легкое расстройство. Он не обнаружил никаких отклонений в составе
Постепенно комната опустела… остались лишь девятилетний мальчик и его мать, прижавшаяся в углу. Ребенок выглядел нормальным, хотя мать уверяла, что он жалуется на головные боли и тошноту. Женщина краснела, часто моргала, опускала глаза. Зигмунд настаивал на том, чтобы она сказала, почему привела мальчика.
– …Доктор, я в растерянности… мне стыдно… поэтому я не привела его раньше…
– Продолжайте, пожалуйста.
– …У моего сына… большой пенис… много волос вокруг, как если бы ему было четырнадцать или пятнадцать лет. Я глупая… доктор… что обращаюсь?
Обследование, проведенное Зигмундом, в сочетании с его знаниями в области анатомии мозга указывало, что у мальчика опухоль в центральной части мозга, по сути дела рак, захвативший основание мозга, который изменил импульсы, поступающие от гипофиза к железам, и тем самым способствовал значительному увеличению полового органа. Против этого заболевания не было ни лекарств, ни методов лечения. Он не сказал матери, что у мальчика усилятся головные боли, подташнивание, он станет вялым, впадет в кому и умрет в течение года.
Зигмунд сидел за столом до сумерек, глубоко взволнованный, записывая случаи, которые он наблюдал за день. Затем отправился домой, даже не удосужившись взглянуть на искусно украшенный шестиэтажный дом, считавшийся наиболее красивым в Вене. Во Фрейюнге он остановился перед фонтаном, подставив лицо прохладному туману, а тем временем перед его глазами проходили лица детей, которых он осматривал после полудня.
4
В работе и практике установился размеренный ритм. Медицинский факультет принял его письменный отчет о поездке во Францию. Он прочитал доклад о гипнозе в Физиологическом клубе. Две главы книги Шарко, переведенные им, были опубликованы в венском «Медицинском еженедельнике». Общество психиатров пригласило Зигмунда прочитать лекцию о гипнозе; ободренный, он испробовал гипноз на итальянке, подверженной приступам, переходящим в конвульсию, всякий раз, когда она слышала слово «яблоко». Он чувствовал себя неловко и настороженно при первой попытке, а пациентка была либо ненаблюдательной, либо индифферентной. Когда наконец ему удалось ввести ее в легкий полусон, он предположил, что поскольку яблоко – неодушевленный предмет и не может напасть на пациентку или оскорбить ее, то при слове «яблоко» она должна вообразить свежеиспеченный пирог – струдель – в витрине пекарни. Он полагал, что это проницательное предположение, но пациентку он больше не видел и поэтому не мог утверждать, помогло ли оно ее выздоровлению. Когда он описал случай Брейеру, Йозеф воскликнул:
– Что, по–твоему, стало ее навязчивой идеей?
– Видимо, черви, Йозеф. Она, вероятно, откусила червивое яблоко. В Сальпетриере был случай мужской истерии: молодой каменщик по имени Лион увидел солитера в экскрементах, червь вызвал у него колики и дрожь конечностей. Через несколько лет, когда кто–то запустил в него камнем, ему вновь причудился солитер, и дело окончилось эпилепсией.
Брейер покачал головой, его лицо выдавало отчаяние.
– Наш организм – настолько сложная машина, что мог быть создан только гением. Высочайшее произведение искусства, как это доказал Микеланджело. А что мы с ним делаем? Сыплем в локомотив
– Под песком, Йозеф, ты подразумеваешь… идеи, образы, иллюзии, плод воображения?…
– Если бы я знал, что означает «песок», мой дорогой Зиг, то я был бы психологом, а не специалистом по полукруглым каналам среднего уха голубей. Птицы не шарахаются в страхе от червей, они едят их.
Второй месяц частной практики принес обнадеживающую сумму – сто пятьдесят пять долларов. Ему теперь было достаточно лишь слегка загипнотизировать себя, чтобы считать, что свадьба стала доступной. Марта согласилась с его соображениями; они назначили дату брачной церемонии на конец лета.
В последнюю неделю июня поступили плохие известия. Официальное правительственное письмо извещало, что первый лейтенант доктор Зигмунд Фрейд, резервист, с десятого августа призывается в армию на полный месяц службы. Австрийское военное ведомство опасалось возобновления прошлогодней войны между Сербией и Болгарией. Лейтенант Фрейд будет ответственным за состояние здоровья солдат во время военных маневров у Оломоуца.
Прошло семь лет после прохождения им годичного срока армейской службы в военном госпитале на улице Ван Свьетен, где он в свободные часы переводил книгу Джона Стюарта Милля. Он не был скандалистом, но сейчас метался по кабинету и прихожей, к счастью пустым в этот утренний час, извергая резкие слова, приходившие ему на ум, проклиная войны, военных, призывы, маневры… и, в частности, свое невезение. За те три года, что он работал в Городской больнице, было бы просто отказаться от армейской службы. К следующему году его должны были уволить вчистую.
– Почему именно сейчас? – вопрошал он. – Когда я только начал практику? Когда ко мне пошли больные, когда я стал зарабатывать на жизнь? Как я могу сейчас исчезнуть, отказаться от своей практики? Мне же придется начинать все сначала. Я не могу оплачивать помещение, находясь вдали от дома. Что делать со свадьбой? Я должен найти дом, куда поселить Марту. Проклятье!
Он надел шляпу, пересек муниципальный парк и обежал Ринг, вымещая свое отчаяние и ярость на тротуарных плитах.
К моменту возвращения его мозг был, образно говоря, весь в синяках, как и ноги; он устал, но не настолько, чтобы не написать Марте длинное письмо об обрушившемся на него несчастье. Она ответила спокойной запиской, советуя не бродить долго под жарким августовским солнцем.
Натянуто усмехаясь по поводу той легкости, с какой его невеста сбила с него спесь, он пошел к родителям и попросил Амалию достать из сундука старую униформу. Она пахла нафталином и была помятой, но все же сидела на нем вполне сносно. Парадный мундир светлого цвета застегивался от правого плеча на восемь серебряных пуговиц; темный воротник подпирал подбородок, широкие обшлага – в цвет воротника. Брюки были черного цвета, как и ботинки, шляпа высокая, круглая и темная с выступом впереди, на котором выделялся медицинский знак различия. Якоб, оплативший форму, сшитую по заказу, когда Зигмунду было двадцать три года, заметил:
– Мой Зиг хитер. Он достаточно ловок, чтобы его призвали в мирное время.
– Но недостаточно умен, чтобы уклониться от призыва, – парировал Зигмунд.
– Ты можешь месяц понаслаждаться в деревне, – сказала Амалия. – Посмотри, как ты побледнел от больничного воздуха.
Спорить с военным ведомством бессмысленно. Следовало подчиниться неизбежному. Самый лучший месяц для врачей в Вене – октябрь, когда венцы после летнего отдыха в горах возвращаются, устраиваются в своих апартаментах и решают, что следует обратить внимание на болезни, которые беспокоили их еще весной, но о которых не хотелось думать в предвкушении славного лета в горах. Ему следует назначить день свадьбы сразу же после увольнения из армии. Затем они отправятся в двухнедельное свадебное путешествие и к первому октября вернутся в Вену. К этому моменту он должен иметь помещение, чтобы немедленно возобновить практику.