Страстная неделя
Шрифт:
— Это ваши родители, верно?
Анна кивнула головой.
— А эти трое, наверно, братья?
— Братья.
Ирена, удобней опершись о комод, продолжала рассматривать фотографии.
— Вы похожи на мать, — заметила она. — У вас такие же красивые глаза. А братья, вот эти двое, наверно, старше вас, а третий — моложе, да?
— Да, Гжесь, он был моложе нас всех.
— Был? — не поняла Ирена.
— Да, его уж нету, — спокойно пояснила Малецкая. — В сентябре в Модлине погиб…
—
— Мама в Вильие. Отца сразу же после занятия Литвы расстреляли немцы.
Она оперлась о комод рядом с Иреной и вблизи вгляделась в фотографии.
— Из всего нашего семейства, кроме меня, только мама жива и, может быть, старший брат — вот этот! — Она показала снимок, вероятно, старый, на нем изображен был еще совсем юный парнишка. — Брат воевал в нашем войске в Англии, мы получали от него известия, что он был в Норвегии, потом в Африке… а теперь, уже очень давно, — ни единой строчки. А этот, Франек, умер в Дахау в прошлом году.
Минуту царила тишина.
— Значит, вы многих близких потеряли, — шепнула Ирена.
— О да! — кивнула головой Малецкая. — У меня был очень хороший отец и очень хорошие братья. Мы были очень привязаны друг к другу.
Она выпрямилась и начала старательно укладывать в комод разбросанное белье.
Ирена молча наблюдала за ее затрудненными движениями. Анне тяжело было наклоняться, и она опустилась на колени.
— Еще это! — Ирена вспомнила, что все еще держит в руках одну рубашечку.
— Эта рубашонка на крестины. Самая красивая!
Ирена вздрогнула, словно что-то рвануло ее изнутри.
— А вас никогда не возмущала бессмысленность смерти, хотя бы вот этих, самых близких людей?
Анна задумалась.
— Да, бывало так, — ответила она, помолчав. — Даже очень. Однако я изменилась.
— Но зачем все это, зачем? — воскликнула Ирена.
Анна пригладила складки на рубашечке и положила ее в комод.
— Я тоже не всегда знаю, зачем. И все же верю, что все имеет свой смысл, только нам он не всегда доступен.
— Разве это не одно и то же?
— О нет! — ответила Анна с глубоким убеждением. — Это совсем иное.
Ирена покачала головой.
— Нет, не могу этого понять! Что толку, если я стану внушать себе, будто все, как вы говорите, имеет смысл? Какой смысл могут иметь ужасные страдания человеческие, все, что творится вокруг? Ради чего это? Страдание никого не облагораживает!
— Я знаю, — шепнула Анна.
— Вот видите! Ведь я это по себе замечаю… Я теперь гораздо хуже, чем была когда-то. И все стали хуже!
Анна вдруг подумала о Юлеке.
— О нет, — возразила она. — Не все стали хуже…
— Ну, допустим! — уступила
Анне нечего было возразить.
— Да, это правда.
— Ну, и какой же в том смысл? — повторила Ирена. — А когда гибнут тысячи лучших из лучших, которые могли бы еще столько дать людям, столько доброго сделать, в этом тоже есть смысл? Какой? Ну, скажите, какой?
Анна, все еще стоя на коленях, медленно задвинула ящик.
— Не знаю, — сказала она минуту спустя. — Я не могу на это ответить. Однако верю, что миром правит порядок и ничего не происходит без причины.
— Что с того? — пожала плечами Ирена.
Анна склонила голову.
— Я хотела бы стать лучше, — тихо ответила она. — Это все!
И тут же подумала, что из всех возможных желаний насущной ее потребностью все больше становится желание гордиться любимым ею человеком. Но этого она не сказала.
Ближе к вечеру неожиданно явился Юлек. Анна обрадовалась. Но оказалось, что он заскочил лишь на минутку.
— Самое позднее в семь я должен вернуться обратно, — объявил он. — А добраться теперь от вас до города — целое дело. Так что надо бежать.
Юлек был возбужден и разгорячен — видно, очень быстро шел от трамвая. Он снял плащ и, небрежно кинув его на ближайший стул, отбросил со лба слипшиеся от пота волосы.
— На ночь не вернешься? — спросила Анна.
— Нет! — качнул он головой. — И вообще не ждите меня…
Анна беспокойно шевельнулась.
— Уезжаешь?
Юлек вынул коробочку с табаком и принялся скручивать цигарку.
— Что-то в этом роде.
— Надолго?
— Понятия не имею!
— Жаль, — огорчилась Анна. — Ян еще не вернулся…
Юлек махнул рукой, закурил папироску.
— Янек? Это мы как-нибудь переживем! — сказал он добродушно и подошел к окну. — Я в общем-то хотел прежде всего с тобой увидеться, — сказал он, стоя к ней спиной.
Он выждал немного, но она ничего не ответила, и он снова повернулся к ней. От легкого румянца лицо его казалось еще смуглее.
— Я хотел кое-что рассказать тебе… Если не возражаешь, разумеется! — торопливо прибавил он.
И, усевшись верхом на поручень кресла, подался к Анне.
— Дело видишь ли в том… — начал он. — Складывается все так, что я не очень уверен, смогу ли вернуться…
Она смотрела на него молча, сидела, не шелохнувшись, немного напряженно, неловко сплетя руки на коленях. Едва заметная тень скользнула в ее глазах.
Юлек засмеялся.
— Ну конечно, так только говорится! А в общем-то я наверняка буду крестным вашего ребенка…