Страстная суббота

Фенольо Беппе

— Успокойся, — ответил Этторе, — и послушай Бьянко.

Фараон робко повернулся к Бьянко, и тот объяснил:

— Ты поедешь с нами на французскую границу, Мне нужно, чтобы ты определил, хороший или плохой товар, за которым мы сейчас едем.

— Но я не могу. У меня сестра при смерти.

— За один сегодняшний день ты заработаешь десять тысяч лир.

Фараон покачал головой.

— Не могу. Сестра.

Бьянко спросил:

— Почему она обязательно должна скончаться именно сегодня? Ты сможешь попрощаться с нею и завтра — ведь мы нынче

же вечером будем дома. Я готов дать тебе даже пятнадцать тысяч только за то, чтобы ты взглянул на товар и сказал, хорош он или плох.

— А что это такое? — спросил Фараон.

— Кокаин.

— А!

— Это верно, что ты в нем хорошо разбираешься?

— В общем, да. А что это за дело?

— Чистое.

— Контрабанда?

— Конечно.

Закончив разговор, они откинулись на спинку сиденья. У Фараона было грустное лицо, но по его глазам, отражавшимся в зеркале, Этторе понял, что на него теперь вполне можно положиться.

Они остановились перекусить в Ч. Д., откуда, казалось, рукой подать до Альп.

Окна зала, где они сидели, выходили на водохранилище местной гидростанции. Фараон, словно зачарованный, не отводил глаз от гладкой, темно-зеленой, как бутылочное стекло, поверхности воды в глубине котлована.

Когда его позвали за стол, он, не оборачиваясь, покачал головой и ответил:

— Я не голоден. Я никогда не бываю голоден.

Тогда Бьянко спросил:

— А пить будешь?

Фараон обернулся и сказал, что выпил бы коньяку.

Остальным принесли мясо и яйца, но Бьянко от мяса отказался.

— Что с тобой, Бьянко?

— С тех пор как умерла моя мать, я не могу есть мясо.

— Почему? — спросил Пальмо.

— Идиот, — ответил ему Этторе.

Вскоре они поехали дальше. Этторе еще некоторое время вел машину, потом передал руль Пальмо.

— В чем дело, Этторе? — спросил Бьянко.

— Я плохо спал ночью. Мне снились кошмары.

— Какие?

— Мне приснились немцы. Я ходил по какой-то огромной казарме, причем в одном белье. Потом оказался на казарменном дворе, и здесь передо мной вдруг вырос немец. На ремне у него был автомат, — и он готовился выстрелить в меня, но у меня в руке был пистолет, и я его опередил. Только пистолет выстрелил вхолостую — раздался звук, будто кто бутылку откупорил, — и оружие выпало у меня из рук. Я почувствовал, что умираю. А немец стал хохотать, сгибаясь вдвое, чтобы не лопнуть от смеха, и мне удалось проскользнуть мимо него. Тут. он перестал смеяться и бросился вверх по лестнице за мной. Под конец мне пришлось выпрыгнуть с верхнего этажа казармы на улицу. Потом я проснулся и почувствовал себя отвратительно. Так я больше и не заснул.

— Ты и сейчас не в форме?

— Будь спокоен, — ответил Этторе.

Когда показалась большая плотина, Бьянко сказал:

— Почти приехали. — И немного погодя, ткнув пальцем в сторону ветрового стекла, добавил: — Франция.

— Где? — спросил Пальмо.

— Вон за той горой.

Этторе припомнился Марсель. С тех пор он его не видел — может,

ему, наконец, удалось перейти французскую границу и он живет теперь, где-то там, за горами. Он посмотрел в сторону Франции, и с губ у него сорвался пренебрежительный звук. Словно он подумал о женщине, которая для него ровно ничего не значит, тогда как его друг влюблен в нее по уши.

Они ехали по дороге, огибавшей большое искусственное озеро. Дорога не была огорожена, от нее до стальной глади воды было метров пять.

Фараон попросил Пальмо:

— Пожалуйста, веди машину ближе к середине дороги. Эта вода меня пугает.

Там, где озеро кончалось, справа от питающего его источника, среди самого настоящего природного парка из эрратических валунов, стояла, притулившись. к остроконечной скале, вполне современная гостиница. Рядом была сложенная из грубого камня запертая часовня.

Они остановили машину около часовни.

Бьянко велел Пальмо развернуться носом к долине.

— Мне холодно, — пожаловался Фараон, сжимая посиневшие руки.

— А вот мы с тобой зайдем сейчас в гостиницу и посмотрим, нет ли там чего-нибудь горячего, — сказал Бьянко.

И они с Фараоном ушли.

Пальмо развернул машину и стал разглядывать часовню. На ее боковой стене были солнечные часы.

— Что там написано?

Там было написано:

En regardan l'heure

Pense `a ta mort et tiens-toi pr^et.^[2]

— Это по-французски, — сказал Этторе.

— Ты не знаешь, что это значит?

— Я? Нет.

Пальмо отвернулся и начал рассматривать горы. Ему, казалось, было не по себе.

— Зачем Бьянко пошел с этим типом в гостиницу?

— Выпить.

— А мы с тобой?

— Ждем французов.

Было тихо, слышался только шум воды. Потом они увидели человека верхом на муле, поднимавшегося по рыжему склону горы. Человек этот, приставив руку ко рту, кричал: «Пьер! Пьер!».

— Кого он зовет? — спросил Пальмо.

Этторе пожал плечами.

Французы заставили себя ждать целых полчаса. Потом они показались из-за остроконечной скалы и стали пробираться среди валунов. Их было трое: двое — в одежде горцев, третий — в синем городском костюме.

Этторе и Пальмо, стоявшие около машины, выпрямились и смотрели на приближавшихся французов.

Когда те подошли ближе, стало видно, что у горожанина были раскосые китайские глаза, отвратительная, как будто налитая гноем, физиономия и длинные черные щедро набриллиантиненные волосы.

Этторе прищелкнул пальцами и сказал Пальмо:

— Спорим, что тот тип — итальянец?

— Мне тоже кажется, что он из наших, — ответил Пальмо. — Кто бы он мог быть?

— Посредник, наверно.

— Не нравится он мне, — заметил Пальмо. — Он, знаешь, из тех щеголей, у которых из кармашка всегда торчит расческа.

— Спорим, что в заднем кармане брюк у него есть еще и пистолет.

Двое французов были светловолосые и голубоглазые и показались Этторе больше похожими на немцев.