Стратегия обмана. Политические хроники
Шрифт:
— К каким? — не без скепсиса вопросил отец Матео. — Что, Ватикан освободит Агджу? Как, позвольте узнать? Он, кажется, находится под юрисдикцией итальянских властей, ими же и осужден, и Ватикан не в силах что-либо изменить. Не папа вправе амнистировать Агджу, а власти Италии. Если бы похитителей действительно заботила судьба Агджи, они бы похитили родственника президента Италии, чтобы было на кого давить и выпрашивать свободу Агдже. К тому же не верьте в благородство «серых волков», которые почему-то говорят с американским акцентом. Нет, им Агджа сейчас нужен
— Так, может, болгарская разведка причастна к похищению девочки? — тут же выпалил монсеньор.
Отцу Матео хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не слышать очередную фантазию о вездесущих болгарах, которые и Альдо Моро убили, и в папу стреляли, и архиепископа Парижа шантажировали и теперь ещё начали заниматься похищением подростков.
— Зачем болгарам просить освобождения того, — терпеливо спрашивал он, — кого по версии обвинения они хотели выставить фанатиком-одиночкой и тем самым прикрыть себя и отвести подозрения от Болгарии?
— Но теперь они не хотят, чтобы он дал показания против болгарина Антонова, — настаивал монсеньор.
— А если Агджа исчезнет, — натаивал отец Матео, — то обвинения против Антонова всё равно не снимут.
Это замечание, наконец, заставило монсеньора Ройбера всерьёз задуматься:
— Тогда в чём же дело? — недоумевал он.
— В том, что исчезновение Эмануэлы Орланди не имеет никакого отношения ни к Агдже, ни к болгарам, а тот звонок от американца — обыкновенная провокация из желания сбить следствие по делу Орланди с толку.
Собственные слова заставили отца Матео задуматься. Почему-то размышляя о неизвестном человеке, говорящем по-итальянски с американским акцентом, ему на ум упорно приходило только одно имя — архиепископ Пол Марцинкус. Скорее всего, дело было в предвзятости и взаимной неприязни и не более того. Но больше всего отца Матео заботил вопрос, что же на самом деле скрывает за собой звонок американца — сообщники Агджи захотели использовать шумиху вокруг дела Орланди, или похитители Орланди захотели использовать шумиху вокруг дела Агджи? Где проходит граница провокации и во имя чего она была сделана?
Когда до сведения отца Матео дошло известие, что Али Агджу на днях переводят из тюрьмы Асколи-Пичено в Рим, и вскоре откроется заседание суда, где осужденный преступник будет свидетелем обвинения против своих, то ли сообщников, то ли оговоренных им лиц, он и подумать не мог, что в дело вмешаются журналисты. Конечно, дело Агджи, как и дело Антонова, очень резонансно и потому интересно публике. Но ещё никогда постановочный спектакль так откровенно не выдавался за импровизацию. Трудно поверить, что несколько съёмочных групп случайно оказались именно около той квестуры, куда привезли Агджу. То, что ситуация была тщательно спланирована только для того, чтобы Агджа через телевидение смог сказать пару важных для умонастроений слов, сомневаться не приходилось.
На телекадрах отец Матео видел, как карабинеры выводят Агджу из здания квестуры, и он успевает выкрикнуть в толпу журналистов на ломаном итальянском:
— Я
Кто-то из журналистов тут же крикнул в ответ:
— Вы знакомы с Сергеем Антоновым?
— Я знал Сергея, он был моим соучастником… Я против терроризма!
Когда Агджу усадили в машину, чтобы отвезти в тюрьму, через окно автомобиля он продолжал кричать:
— Я уже говорил, покушение на папу было совершено болгарскими службами!
— И Антоновым? — спросил журналист.
— Да, и Антоновым.
На этом машина уехала, и Агджа больше ничего не смог сообщить журналистам. Почему отец Матео считал это мини-интервью спланированным? Да просто ещё никогда в Италии особо опасных преступников не вывозили для дачи показаний из тюрьмы в квестуру. Если что-то было нужно, следователь приезжал к осужденному сам.
Понятно, Агдже дали шанс публично высказаться, но то, что он сказал, окончательно запутало отца Матео. Ведь Агджа настаивает на виновности болгар. А может, это адвокат Антонова беззастенчиво врал? В том-то и состоит его работа, чтобы добиться оправдания своего клиента. Только адвокату обвиняемого сподручнее убеждать в невиновности своего клиента суд, а не простого священника, который ни на что не может повлиять.
Когда в Риме вновь объявился Ник Пэлем и попросил о встрече, отец Матео и не думал, что на встречу к нему придет сорокалетний мужчина.
Они были знакомы пятнадцать лет, даже больше, и всегда Пэлем выглядел эдаким озорным юнцом только что покинувшим колледж, даже четыре года назад, когда отец Матео видел его в последний раз. Мурсиа даже стал задумываться, а что если в Фортвудсе открыли секрет вечной молодости и активно экспериментируют на своих же сотрудниках. Но нет, опасения были напрасны — за последние четыре года Ник Пэлем заметно постарел или повзрослел, тут уж было сложно сказать, что именно с ним произошло. Но больше серьёзности во взгляде у него точно появилось.
— Чем обязан вниманию Фортвудса? — поинтересовался отец Матео. — Надеюсь, вы не за провожатыми в Гипогею ко мне пришли.
— Как знать, сеньор Мурсиа, может и за этим, — не слишком-то весело отвечал Пэлем, что было для его легкой и веселой натуры весьма нехарактерно.
— Так что случилось?
— В Риме дети пропадают, а вы разве не слышали? В каждом месяце по одной юной девушке. Может, и сейчас в июле кто пропадёт.
— Вы об Эмануэле Орланди?
— Да, и Мирелле Грегори. Слышали, она исчезла в начале мая.
— Да, что-то об этом писали. Кажется, мать говорила, что дочь ушла на свидание с одноклассником и больше домой не вернулась.
— Почти как Эмануэла Орланди, правда? Только сорок шесть дней спустя.
— И что вы хотите этим сказать?
— Пока не знаю, — честно признался Ник Пэлем, — вы случайно не слышали, в под-Риме никаких кровавых оргий в последние месяцы не происходило?
Вопрос буквально поразил отца Матео.
— С чего вы вдруг решили?.. — хотел было спросить он.