Стратегия обмана. Политические хроники
Шрифт:
— Может, не будем мешать воссоединению семьи? — с довольным видом произнес Ричард Темпл. — Полковник, идемте к сэру Майлзу, позовем доктора Вильерса и обсудим изменившуюся обстановку?
Делать было нечего. Полковник сказал Сарвашу:
— Присмотрите за обеими, — и пошёл вслед за Темплом.
Разговор выдался не самым приятным. Как он и ожидал, сэр Майлз переменил своё благосклонное решение, как только Темпл сказал, что Лили Метц в Фортвудсе. Добродушный, но ни в чём кроме медицины не понимающий доктор Вильерс сказал, что ему по зарез надо увидеться
Когда полковник покинул особняк, перед ним стояли только двое — Сарваш и Лили, правда, заплаканная и явно находящаяся на грани истерики.
— Где Гольдхаген? — тут же спросил он.
Ответил Сарваш:
— Она сказала, что скоро обед, а у неё ещё не рублена кабанятина. Чем она у вас здесь занимается?
— Тем и занимается.
— Однако…
Когда на улицу вышел доктор Вильерс, он тут же приблизился к Лили. Он смотрел на неё как завороженный, неизвестно чем больше покоренный, одновременно невинной и соблазнительной красотой миниатюрной альварессы или же заманчивой перспективой расшифровать её геном. Когда он увёл Лили в сторону нового корпуса, полковник с Сарвашем остались наедине, и он спросил:
— Гольдхаген что, и сестре успела нахамить?
Тот пожал плечами:
— Я не силен в русском языке, но судя по интонации, Александра встрече была и не рада, и не обозлена. Она почти ничего не сказала. Просто захотела уйти. Думаю, Александра не была готова к воссоединению с сестрой.
Полковник только устало пробормотал:
— И какой только чёрт принес Лили сюда.
Сарваш усмехнулся:
— Она сказала, что монахиня Манола Мурсиа посоветовала ей приехать.
Полковник заинтересованно посмотрел на Сарваша:
— А она-то здесь причём?
— Лили говорит, что на днях встретила Манолу в Риме и та пожаловалась ей, что Александра чем-то досадила её брату, и Фортвудс этим интересуется. Забавно, а ведь всего несколько дней назад я видел Манолу лично. Интересно, что Александра успела такого сделать отцу Матео?
— Чуть не довела до тюрьмы.
Сарваш даже не стал изображать удивление, только понимающе кивнул.
— Как же всё не вовремя-то, — с досадой произнёс полковник, — ещё бы два часа и всё бы получилось.
— Увы, — подтвердил Сарваш. — Так что мне теперь делать? Сколько ещё ждать окончательного ответа от Фортвудса?
Полковник долго думал, что ответить:
— Я не знаю, правда. Может его не будет вовсе.
— Конечно, будет, — уверенно произнёс Сарваш. — Главное, вы сообщите мне, когда наступит нужный момент. С вашим начальством я смогу договориться.
Каким образом он собирается договариваться, полковник не стал уточнять, глупо спрашивать такое у банкира. Спросил он о другом:
— Так что Гольдхаген вам ответила? Она согласилась ехать с вами?
Сарваш только улыбнулся:
— Обязательно бы согласилась. Со временем.
Полковник невольно
Когда Сарваш покинул пределы Фортвудса, полковник отправился на кухню, для разговора. Гольдхаген никакого мяса не рубила и не разделывала, она, напротив, старательно оттирала полы от крови щеткой, и когда он вошёл, сделала вид, что так увлечена работой, что ничего не замечает.
— Прости, но ничего не вышло, — только и сказал полковник.
— Это я уже поняла, — не слишком-то приветливо буркнула она, не отрывая глаз от пола и продолжая шаркать щеткой.
— Доктор Вильерс забрал Лили с собой, — на всякий случай предупредил полковник.
— Угу.
— Наверно, скоро он опять захочет взять у тебя кровь.
— Пусть берёт, мне не жалко.
Наступило тягостное молчание, разбавленное только ритмичным скрежетом щетинок о пол.
— Не хочу лезть тебе в душу, — заговорил полковник, — просто хочу понять, что между вами такого произошло? Твоя сестра чуть ли не плакала, ужасное было зрелище.
— Нет у меня сестры, сколько раз повторять?
— Да? А доктор Вильерс сказал, что ты ему сказала…
— Что сестра у меня была.
Чувствуя, что вот-вот потеряет нить логики в разговоре, полковник уточнил:
— И как это может быть?
— Просто. Лили отказалась от нашей семьи. Время было такое, кто хотел хорошо жить, и разводились и отрекались и документы подделывали. У Лили получилось беззаботно жить в Берлине. У меня только бегать с катушкой кабеля на Восточном фронте под обстрелами в жуткий холод.
— Разве она виновата, что жизнь у тебя пошла наперекосяк? Уж прости за любопытство, кто виноват, что ты устроила Кровавую Пятницу, и подрыв инкассаторской машины с четырьмя живыми людьми?
— Англичане, которые убили меня и еще тринадцать смертных людей в Кровавое Воскресенье.
Полковник только кивнул.
— Я понял твою позицию.
— Если не нравится, не надо было спрашивать.
— А Лили тебе совсем не жалко? Она ведь пришла сюда ради тебя и попала в ловушку. Она, как и ты, отсюда не выйдет.
Только теперь Гольдхаген подняла голову, чтобы посмотреть на полковника:
— А она-то в чём провинилась? Убила кого-то или ограбила?
— Через месяц на свободу выйдут два белых конфедерата, можешь спросить у них, чем Гипогее так не угодила ты и твоя сестра-не сестра.