Стратегия обмана. Трилогия

Ванина Антонина

– Тогда почему на деле получается наоборот? Почему Ватикан всегда, когда льётся кровь, на стороне Штатов, а не убитых католиков? Почему Ватикан осудил теологию освобождения? Из-за того, что исповедующие её священники поддержали борьбу сандинистов за освобождение никарагуанского народа от тирании проамериканского Сомосы? Ты хоть знаешь, что думают о сановниках епархии простые никарагуанцы? Они ненавидят епископов и кардиналов за то, что те забыли заповедь "не убий" и благословляют Сомосу на истребление никарагуанцев. Все

иерархи, что поддерживают линию Ватикана, здесь враги.

– Манола, ты говоришь страшные вещи...

– Я говорю тебе правду, уж послушай свою сестру, кроме меня никто подобного тебе не скажет. Что толку Ватикану дружить с Сомосой, если он по дружбе с американским президентом пустил в страну сотни сектантских проповедников? Тео, ты бы видел, что творится в городах. Все эти пятидесятники, евангелисты, свидетели, мормоны ходят по улицам и отвращают католиков от истинной веры. А из-за предательства Ватикана сектантам не так трудно втереться в доверие к людям и заполнить душевную пустоту своим ядовитым учением. Разве у вас в Римской курии не понимают, что из-за мирской политики церковь теряет самое главное, для чего она создана - свою паству?

Отцу Матео было сложно что-либо возразить, он только вслушивался в голос сестры, тонущий в каких-то посторонних глухих звуках.

– Манола, - уже мягче и сдержаннее произнёс он, - я ещё раз прошу тебя, ради меня, моего спокойствия, уезжай из страны. Не хочешь в Рим, так хотя бы в соседнюю Коста-Рику, или Гондурас. Только уезжай из Никарагуа.

– Не могу, Тео, не могу, - почти слезливо отвечала она.
– Здесь люди умирают каждый день, и никто извне не хочет им помочь. Церковь должна разрешить восстание, когда исчерпаны все мирные средства борьбы. Она не должна заставлять людей смириться с неминуемой смертью, если есть шанс дать отпор и выжить.

– Манола, - отчаянно вздохнул отец Матео, - ты заставляешь моё сердце обливаться кровью каждый день. Зачем ты так поступаешь со мной?

– Тео, милый, - кротко произнесла она, - Ты переживёшь эти дни, по другому быть не может, и я переживу бомбежки, а простые люди вокруг меня нет. Так что не волнуйся за меня, братец, нет в этом мире ничего, что сломило бы меня.

И вновь этот странный глухой раскатистый звук в трубке.

– Манола, - обеспокоенно произнёс он, - что у тебя там происходит? Откуда это эхо?

– Ничего страшного Тео, это просто гроза, - ответила она дрожащим голосом,

Отец Матео не поверил.

– Какая гроза весной? Манола, не обманывай. На улице стреляют? Ответь мне. Если стреляют, сейчас же вешай трубку и беги в укрытие. Тебе есть, где спрятаться?

– Не волнуйся, Тео, - спокойно отвечала ему Манола, - ничего страшного. Я не боюсь.

– Манола, - просил он, - пожалуйста, возвращайся ко мне, я очень хочу увидеть тебя.

– Конечно, вернусь, Тео, но позже.

– Когда?

–

Когда всё успокоится и уляжется. Когда на города не будут падать бомбы и дети перестанут умирать от пуль и голода. Самое дорогое, что может быть у любого смертного человека, это дети. Ваши ватиканские иерархи оставили их. А я не брошу. И не проси.

Отец Матео собирался снова возразить ей, но не успел. В трубке раздался резкий хлопок, и после пронзительного женского вскрика наступила тишина. Долго отец Матео кричал в трубку и звал сестру, прежде чем раздались короткие гудки.

Он выбежал с переговорного пункта, не помня себя. Ноги сами привели его в Ватикан. Несмотря на поздний час в приёмной все ещё оставался монсеньор Ройбер. Он долго наблюдал, как отец Матео суетливо перебирает бумагу и ручки на своём столе, пытается что-то написать, перечёркивает и снова пишет. Наконец, он поинтересовался, что случилось, и отец Матео спешно объяснил, где сейчас находится его сестра.

– Но как же так?
– обеспокоенно произнёс епископ, - зачем же вам самому ехать туда? Давайте свяжемся с нунциатурой, они должны помочь.

– Нет, - качал головой отец Матео, - дипломатия здесь не поможет. Моя сестра на стороне сандинистов.

Монсеньор Ройбер заметно сник. Сев на стул напротив отца Матео, он всё же произнес:

– Конечно, это беда, отец Матео. Я безмерно сочувствую вам. Монахине оказаться в таком месте в такое время...
– он покачал головой.
– Понимаю ваши чувства.

– Но разве она не права?
– в бессилии вопросил отец Матео.
– Пока в Никарагуа убивают детей, она никуда не уедет, уж это я точно знаю, уговаривать её бесполезно. Для Манолы нет ничего дороже детских жизней.

– У вашей сестры большое доброе сердце. За это вы не можете на неё сердиться.

– Да не могу, - охотно признал отец Матео.
– Я вообще никогда и ни за что не могу сердиться на неё долго и всерьез. Но сейчас, я не знаю, что мне делать. Она сказала такие страшные слова. Я никогда не занимался вопросами политики, только богословием и имущественными делами, я не могу найти ответы на её вопросы. Я не знаю, почему всё так происходит.

– Не волнуйтесь, отец Матео, - успокаивал его монсеньор Ройбер, - всё образуется. Я буду молиться за здравие вашей сестры.

Неожиданно раздался телефонный звонок. Отец Матео машинально поднял трубку. Это была его квартирная хозяйка донна Винченца:

– Отец Матео, уже поздний час, а вас всё нет и нет. Тут почтальон принёс вам срочную телеграмму, так я расписалась в получении.

– Что за телеграмма?
– всполошился он.

– Так от вашей сестры.

– Да-да, что там, прочтите, пожалуйста.

– Сейчас...
– пообещала хозяйка и на миг замолчала, видимо, искала очки, - Так, пишет, "со мной всё хорошо тчк не приезжай тчк".