Стратегия обмана. Трилогия
Шрифт:
В тот же день к архиепископу прибыл папский нунций. Он принялся уговаривать архиепископа Ромеро не принимать ничью сторону в намечающемся противостоянии хунты и партизан. Ему ведь было невдомек, что архиепископ призвал обе стороны сложить оружие и начать переговоры.
– Это не дело церкви, - понукал его нунций.
– Церковь должна быть посредницей, буфером в самые тяжёлые моменты борьбы между правительством и народом.
Монсеньор Пара, присланный Ватиканом из Колумбии вслед за нунцием, говорил архиепископу Ромеро нечто подобное:
– Я прибыл сюда со специальным поручением, чтобы предотвратить столкновение между
– Я готов на всё ради единства Церкви, - отвечал ему архиепископ, - но я не могу идти против своей совести.
На следующий день Манола отправилась в больницу, которую должен был посетить архиепископ, чтоб отслужить мессу для тамошних пациентов. Она пришла навестить молодого парня, что работал с ней в комитете по защите прав человека при кафедральном соборе. Накануне вечером, когда он шёл домой, на него напали неизвестные и жестоко избили. Сейчас бедняга лежал на больничной койке с перебинтованной головой и гипсом на обеих ногах и даже не пытался улыбаться при виде всегда приветливой Манолы.
– Они сказали, что комитет скоро закроют, - отрешённо произнёс он, - что они доберутся до всех нас.
– Не бери в голову, Серхио, - тихо успокаивала его Манола, - их злоба от бессилия.
– Ты не подумай, - оправдывался он, - я не боюсь умереть, я ведь христианин и всегда должен быть готов встретиться с Господом. Просто мне тревожно за маму, как она будет без меня. А ещё младшие сестры... Что им делать, если единственного мужчины в семье вдруг не станет?
– Ты поправишься и вернешься к семье, - улыбаясь, отвечала Манола, - с тобой они не пропадут.
Когда настало время, и в больницу прибыл архиепископ Ромеро, Манола поспешила в часовню на мессу. Не то, чтобы ей нравилась служба на испанском языке вместо латыни, а сокращение коленопреклонений и молитв облегчало ей общение с Богом, но выбирать было не из чего - тридентскую мессу в Сальвадоре не служили. Манола с вниманием вслушивалась в каждое слово архиепископа и не сразу обратила внимание на лязг шин, что раздался за открытой дверью на улице. Но что-то заставило Манолу отвлечься от мессы и обернуться к выходу. Всё, что она увидела, так это автомобиль с открытым окном и руку с пистолетом, что угрожающе высунулась наружу. Манола не сразу поняла, что происходит, но когда пуля прошелестела перед ухом, за ней последовал крик прихожан.
Манола снова обернулась - архиепископ Ромеро упал на алтарь, и его кровь лилась со столика на пол. Снова лязг шин раздался на улице, но машины в проёме уже не было видно. Люди кинулись к архиепископу, мужчины подняли его и спешно унесли из часовни в больничное отделение. Манола успела увидеть только его лицо - закрытые глаза и приоткрытый рот. Он сразу всё поняла, но прихожане, что остались в часовне, слёзно молили Господа о спасении архиепископа. Манола верила в одно - его душа должна спастись, раз тело отныне мёртво.
Стараясь сдержать алые слезы, что своим видом могли напугать людей, она сама не понимая зачем, прошла в больницу. Встретившийся Маноле доктор, узнав в ней помощницу
– Очень меткий стрелок, - добавил он, - раз смог прицелиться из машины через дверной проём.
Выйдя к людям на ночную улицу, дрожащим голосом Манола сказала, что архиепископ Ромеро покинул этот грешный мир. Женщины кричали в плаче и простирали руки к небесам, мужчины громко требовали наказать убийц. Люди были возбуждены, огорчены и обозлены - никто не сомневался, по чьему именно приказу снайпер сделал свой смертельный выстрел.
Манола ушла, подальше от больницы и осквернённой часовни, подальше от разгневанной и стенающей толпы. Плакать больше не хотелось, внутри было пусто от потери, которая вряд ли восполнится в будущем. Из глотки рвался лишь немой вопрос - ну, почему уходят самые лучшие? Почему сейчас? что же делать дальше, как теперь жить и помогать людям без архиепископа? Одно было ясно - его дело необходимо продолжать, комитет должен работать, во что бы то ни стало - пусть, даже если новый архиепископ прикажет его закрыть и выгонит всех служащих из собора.
Улицы окутала чернота ночи, на них можно было забыться, идти и идти непонятно куда, лишь бы не домой, лишь бы не оставаться наедине с горем. Только фары изредка проезжающих машин освещали дорогу. Одна из них проехала мимо Манолы и резко остановилась у поворота. Из кабины вышел мужчина и замер на месте. Манола невольно остановилась и посмотрела на незнакомца, чьего лица вдали невозможно было разглядеть.
– Сестра, - обратился он к ней, - вы не заблудились?
Манола удивилась, как он смог опознать в ней монахиню, ведь облачения она уже несколько лет как не одевала, только закрытое серое платье. Даже голову не покрывала, благо теперь Церковь и орден не требуют носить старое облачение, ибо в экваториальной зоне это было бы не выносимо. Хорошо, что Тео давно не видел её, а то ругался бы и поминал обмирщение с секуляризацией. Видимо незнакомец из машин заметил с тусклом свете фар отблески на кресте, что Манола неизменно носила на шее поверх платья.
– Все в порядке, не волнуйтесь, - поспешила ответить она, искренне желая, чтобы незнакомец вернулся в машину и уехал прочь, оставив её одну.
Но из машины вышло еще двое. Один из них чуть ли не прорычал остальным:
– Эй, да это же монашка из собора, стерва, что пишет на нас доносы. Хватаем её!
И все трое ринулись к Маноле, но она тут же развернулась и кинулась бежать. Позади слышались развеселые выкрики:
– Не бойся, мы тебя, как Ромеро, сразу не убьем.
– Ага, - вторил другой, - сначала поиграем, а потом посмотрим что у тебя внутри.
Задыхаясь от страха и подкатывающих слёз, Манола со всей мочи бежала, не видя ничего впереди. И вновь знакомый лязг колес - машина перерезала ей путь, и Манола кинулась в другую сторону, но едва не попала в руки одного из преследователей. Не помня себя, она бросилась в заросли травы на обочине. Что было за ним, она не знала, но не могла остановиться, иначе это означало бы... Она не хотела думать о гнусностях, что кричали ей вслед, она не собиралась сдаваться, хотя бы ради памяти об архиепископе - их новой жертвой она не станет. Насилие нужно остановить, ведь именно этого хотел архиепископ Ромеро. А насилие не может свершиться, если у мучителей не будет жертвы. Она ею не станет.