Стратегия

Каллихен Кристен

Что я могу сказать в ответ?

Сидя на шине трактора, я гляжу в окно спальни. Мне больно из-за Фи.

На улице довольно прохладно, воздух влажный. Чувствую это своими суставами и мышцами ног. Телефон гудит в заднем кармане. Дрю звонит.

– Привет, мужик, - отвечаю.

– Эй. Как Фи?

Я сжимаю переносицу.

– Не очень. Она вялая и ни в чем не заинтересована. Словно просто... ускользает, понимаешь?

– Кажется, у нее депрессия.

– Знаю, Боец, - восклицаю я, затем вздыхаю.
– Я просто не

понимаю, что с этим делать.
– Я сделал заявление для прессы, рассказав, что Фи - моя девушка, и я восхищаюсь ей и забочусь о ней. Смысл в том, что нужно было послать куда подальше всех ненавистников Фи. Не то чтобы это помогло.

Голос Дрю становится ниже.

– Тебе нужно вытащить ее из дома.

– Она не хочет выходить.

– Жесткая любовь, Декс. Будь тем парнем, который давал мне под зад всякий раз, как я хандрил. Ты - якорь, наш Большой Папочка, и так далее.

Я невесело смеюсь.

– Я правда не хочу играть в Большого Папочку с Фи.

Он тоже смеется.

– Ага, ладно, проехали. Но с другой стороны.
– Я снова бросаю взгляд на окно.
– Прямо сейчас она такая хрупкая. Я не хочу ранить ее еще сильнее.

– И не ранишь. Но это своего рода выражение жесткой любви, не так ли? Ты делаешь то, что должен, несмотря ни на что.

Несмотря ни на что. Я отталкиваюсь от шины.

– Мне нужно позаботиться о некоторых вещах, - говорю Дрю.
– Перезвоню тебе позже.

– Удачи, мужик.

Вероятно, она мне понадобится. Я кладу трубку и направляюсь в дом.

Фиона

ПО БОЛЬШЕЙ ЧАСТИ я избегаю телефона. Но на звонок Виолетты отвечаю, потому что знаю, она не сдастся, пока мы не поговорим, да и грубо заставлять ее беспокоиться.

– Я, бля, порву эту чертову компанию на гребаные куски, - обещает она, ее голос надрывается через трубку телефона, словно глас уличного правосудия.

– Ты этого не сделаешь, - отвечаю сурово.
– Не станешь нарушать закон и рисковать загреметь в тюрьму ради меня.

Месть не вернет мне мою гордость.

– Это начало.

– Нет, Виолетта. Нет, - повторяю я, потому что ей необходимо услышать это от меня.
– Обещай, что не полезешь к ним. Я просто буду беспокоиться и расстроюсь от одной мысли, что ты нарушаешь закон.

Она фыркает, громко и резко.

– Ладно. Ладно. Но я должна что-нибудь сделать.
– Я слышу, как ее ногти стучат по столу.
– Знаю! Я отправлю тебе новую невероятную сумочку.

– Сумочку?

– Новая сумочка всегда помогает мне почувствовать себя лучше. О, у Prada появились невероятно милые бирюзовые клатчи. Отправлю тебе один. Моя кузина работает в Vogue. У нее должно быть что-то подходящее.

Мы болтаем еще какое-то время, но это выматывает меня. Так что я заканчиваю разговор, сказав, что Итан пришел домой. Ложь.

Но звучит лучше, чем "прости,

но я больше не могу с тобой говорить".

Спустя немного времени мне приходит смс, которую не могу игнорировать. От моей давней коллеги Алисы.

АлисаВ: Подумала, что это может поднять тебе настроение. Елену уволили. Феликс дал ей под зад сегодня утром.

Я: Выгнал Папу Смурфа! Почему?

АлисаВ: Видимо, ее дизайн для квартиры Сесилии Робертсон в конечном итоге оказался точной копией нового пентхауса Джанис Марк. Сесилия была унижена. А это значит, что и Феликс тоже потерпел унижение. Теперь он в полной заднице.

Я моргаю, глядя на телефон, челюсть отвисает. Святое дерьмо. Елена в любом случает использовала те дизайны. Я говорила ей, что они плохие. И четко объяснила почему. Возможно, она приняла мои слова в противоположном значении.

Я ожидаю укол вины, но не чувствую его. Могу лишь покачать головой. Часть меня надеется, что Елена выучит этот урок. Но другая часть чувствует полное отсутствие интереса к тому, что с ней случится. Укравший один раз, украдет снова, - думаю я.

И отвечаю Алисе.

Я: Сгораю от любопытства.

АлисаВ: Позаботься о себе, малышка. Мы (и под нами я имею в виду всех смиренных работников) показываем Блум средний палец в отместку за тебя.

Я: Спасибо. Передавай всем (и под всеми я подразумеваю всех смиренных работников) мои крепкие объятия.

После этого откровения я ненадолго засыпаю. Затем звоню маме. Не могу вынести все это.

Хочу лишь спать, прятаться под мягким покровом одеяла, хоть и понимаю, что это неправильно. Знаю, и все равно не могу прекратить. Я отталкиваю Итана, игнорирую боль в его глазах. Игнорирую всех и все, даже мысли в своей голове.

Мои глаза жжет от слишком большого количества слез, а кожа кажется воспаленной, словно я вскоре разломаюсь на две части. Знаю, что веду себя чрезмерно сентиментально и драматично. Не могу так и дальше жить. Так что звоню маме.

Даже пока идут гудки, я потею и гадаю, почему должна позвонить ей. Она отвечает до того, как могу набраться мужества повесить трубку.

– Фиона, дорогая девочка, - говорит она вместо приветствия.

– Привет, мам.
– Мой голос дрожит, а глаза жжет.

– Я собиралась позвонить тебе и сообщить, что забронировала рейс, так что скоро приеду повидаться.

Я сжимаю телефон.

– Нет. Не делай этого. Прошу.
– Втягиваю воздух.
– Еще сложнее от того, что вижусь с вами, ребята.

Тишина словно клещи сжимает нас.

– Шон сказал, что ты попросила его уйти. Он был очень расстроен.

– Я не хотела ранить его чувства, мам. Просто не могла справиться... ни с чем.

– Ты не хочешь, чтобы с тобой нянькались, - говорит она.
– Я понимаю. Больше, чем ты думаешь.