Страж Мёртвых
Шрифт:
Однако ничего необычного Василиса не нашла, «сфера» девушки оставалась такой же нейтральной и спокойной…
– Ну как я сказала, это сильнейшее нервное потрясение, с тяжёлой формой амнезии, – про-ворчала Василиса, выпрямляясь и вытирая руки. – К сожалению, господин судья, пока нам эту девушку ну никак не допросить.
– Да что б её дьяволы растерзали. И как нам узнать, откуда эта шпионка Москвы взялась?
– А может она не шпионка.
– Шпионка, – проворчал судья. – Я таких как она носом чую… Кстати, не могла она сама яда хлебнуть? Для того чтобы от себя подозрения отвести.
Василиса склонилась
– Нет. Яда у неё нет, – проворчала она, облизнувшись.
– Уверена? – прищурился судья.
– Сомневаетесь?
– Ну… нет. Но только если этот яд тебе знаком. А если ты с ним не сталкивалась?
– Господин судья, я чую любой яд – неважно, какой он. Известный, неизвестный, забытый или неоткрытый – моё чутьё срабатывает не на название яда, а на его действие, – Василиса вытерла руки и, посмотрев в сторону шкафа, продолжила: – Моя семья была в Османской Империи дегустаторами ядов. Несколько поколений. Мою бабушку мой дедушка привёз на Дон как трофей – с Балканской Войны. И мне передался наш семейный дар – чуять яды, отравы и прочие гадости… хоть в воде, хоть в вине, хоть в человечьем теле. Так что если я сказала, что обе наших жертвы не принимали яды, то так оно и есть.
Василиса сняла халат и, открыв дверь, нацепила вешалку рядом с Крокером, чуть виновато ему улыбнувшись. Крокер успел ответить ей столь же кривой улыбкой.
– В общем, судья, я могу вам сказать только одно – этих двоих никто, ничем, не травил.
– И что теперь? Отказываться из-за этого от столь интригующих политических перспектив? – прищурился Аберкхит. – Э нет. Так дело не пойдёт. Твои выводы я, конечно, к делу подошью, но не сомневайся – выводы сделаю соответствующие.
– И какие же?
– А что тут неясно, женщина? – фыркнул судья. – Само собой, что тут явно дело рук Москвы. Только они могут сделать такой яд, который никто найти не может.
– Вполне возможно это даже не яд, а какое то излучение или радиация. – проворчал Ричард, заискивающе глядя на судью. – Тогда вполне понятно, почему труп так странно выглядит.
– Слушайте, я сама лично вскрывала этого Карло-Ювелира. Я его осматривала. Можно сказать, обнюхала изнутри. И единственное что могу предположить, что он умер от того, что у него, по непонятным мне причинам, высохла кровь. Я вспомнила, где видела такое тело как у покойного. Во время Великой Войны, офицеры нашего госпиталя как-то раз устроили велопробег со своими коллегами из рядов Британии. И после этого у них ноги выглядели как…
– Как куски вяленого мяса, – кивнул Аберкхит, который и сам был большим любителем покататься на модных велосипедах. Причём три года назад судья даже ухитрился выиграть городской велопробег. – Но дня через два всё пришло в норму. Молодец, женщина. Буквально с языка сняла.
– Ага. Только если в случае с велосипедистами – это локальное явление, то в случае с нашим покойным – общее. Неудивительно, что он умер – кровь так загустела, что сердце просто физически не смогло её проталкивать по сосудам. Но причина этого феномена мне непонятна.
– Это может быть только яд. Ничто, кроме яда, – заметил Ричард, с натугой порывшись в мозгах.
– О, наконец-то я и от тебя слышу хорошие мысли. Ладно, пошли
Василиса дёрнула щекой, но не стала спорить, а накинула платок на голову и вышла.
Судья покачал головой и достал из кармана огромные золотые часы, усыпанные мелкими рубинами и изумрудами.
– Знаешь, эта русская конечно немного разбирается в том, что касается ядов и прочего – иначе мне бы не рекомендовали её с самого верха… Но в политической конъюнктуре она не смыслит.
– Вы предполагаете, что эта девушка – убийца?
– Убийца и шпионка. Сам посуди – откуда у неё взялся такой мощный, и современный яд, который невозможно найти никакими видами лабораторных исследований? Я приказал послать образцы в Военный Госпиталь, если и там ничего не найдут, то дело ясное. Московская шпионка это. Видимо этот ворюга случайно раскусил её, вот и поплатился. Ничему эту уголовную шваль жизнь не учит.
– Полагаете, он её шантажировал? Ну, грозил сдать в полицию. Если она не буде делать то, что он желает?
– О, наконец, то ты всё правильно понял… – Судья захлопнул часы. – Ладно, давай пошли, время не ждёт.
Крокер прикусил губу и вынув из кармана перстень, посмотрел на него.
На краткую секунду ему показалось, что внутри перстня что-то полыхнуло.
***
Диксон Арнджейл был представителем одного из самых старых Семейств Сент-Шилдса. Его семья занималась торговлей драгоценностями и антиквариатом, который скупала по дешёвке у моряков и гостей города. Сам профессор, кстати, отучившийся в Гарварде, с отличными отзывами, увлекался не только скупкой и продажей всяких товаров, но и коллекционированием. Причём коллекционировал такие вещи, которые попадали под «Закон Комстока», что был введён ещё аж в 1873 году. Согласно этому закону такие штучки дома было запрещено держать.
Собственно говоря, на этой теме Крокер с Арнджейлом и свёл знакомство. К профессору залезли в дом и украли из его коллекции кое-какие вещички, что использовались для ритуальных нужд в глуши Африки. Мало того что украли, так ещё и додумались шантажировать профессора.
Крокер сумел найти воров до того, как те наломали дров, и вернул украденное профессору. После чего всегда мог рассчитывать на кружку чая, с громадным куском торта, в гостях у Арнджейла, и анонимные консультации по теме всяких найденных у воров-грабителей ювелирных украшений.
Семья профессора сейчас переживала не самые лучшие времена – Великая Война и «добровольные пожертвования» уничтожили почти все их денежные накопления. Но, что было ещё хуже – Война так же отняла семью профессора, его сына, дочь и внучку.
После Великой Войны профессор переехал в свой личный музей «Ритуальных артефактов», где тихо-мирно жил, продолжая своё хобби по сбору и скупке разных ювелирных украшений и всяких экзотических безделушек. Впрочем, не забывал профессор и о женском поле – у него постоянно в музее обитали разного рода девушки, причём даже из его студенток. Слухи о самом профессоре и его увлечениях ползали по городу весьма даже похотливые – неподготовленные люди от таких слухов пускали слюнки, но это были только слухи.