Страж неидеального мира
Шрифт:
– Да. Что вы знаете?
– Голос девушки звенел от с трудом сдерживаемой паники.
– Более, чем достаточно. Ваш знакомый меня проинформировал о том, что вы начудили на пару с Ванеевым.
В голове мелькнула судорожная надежда: а ну как собеседница лишь недоуменно уточнит, что именно она 'начудила'? И выяснится, что все это не более, чем нелепый розыгрыш.
– Мейер?
– Остатки сомнений в голове Афонова жизнерадостно осклабились и испарились, будто утренний туман. Японке неоткуда знать о немце. А раз она о нем все-таки знает...
– Макконал. Андреас мертв.
– Хрен редьки не слаще, - ответила японка русской поговоркой. В юном
– Послушайте, раз уж вся эта блажь оказалась правдой... Американец убежден, что моя осведомленность - приговор этому миру. По крайней мере, в его нынешнем виде. Это правда?
– Да.
– Накано мрачно замолчала.
– Я потому и позвонила вам, что почувствовала начавшиеся изменения. Так и думала, что вы оказались талантливее, чем надо бы.
Комплимент у японки вышел откровенно невеселым.
– И вы не можете ничего изменить?
– С надеждой хватающегося за соломинку поинтересовался Афонов.
– Я не могу. А вот вы - можете, но...
В трубке опять воцарилось подавленное молчание. Только на этот раз вместо растерянности тишина вызвала у Александра приступ бешенства. Какого черта она тогда тянет эту комедию?
– Я вас внимательно слушаю, сударыня.
Рассвет застал Афонова недалеко от 'офиса' якудза. Сделать за минувшую ночь удалось немало. Разбудил Шипкина, в приказном порядке велев опешившему консулу немедленно уничтожить треклятый паспорт Ванеева. Переполошил диппредставительство в Шанхае. Еще раз навестил забавную китаянку Юнь, которая теперь в ближайшие сроки получит вид на жительство в России. Ей больше не придется прикладывать титанических усилий, чтобы выжить. В империи, подмявшей под себя добрую половину Евразии, давно забыли о том, что такое нищета. Афонов сам не понимал, зачем устраивает судьбу китаянки. Как будто счастливые и нежданные перемены в жизни девушки как-то изменят сотни миллионов загубленных судеб ее соотечественников, которых штабс-капитан обрекает на жалкое настоящее и горькое будущее.
Добравшись до входа в убежище якудза, Александр требовательно постучал. Обитая железом дверь откликнулась глухим гулом. Затем послышался скрип отпираемого замка. На пороге застыл уже знакомый охранник, ежась под прохладным утренним ветерком. В заспанных глазах мелькнула тень узнавания.
– Чем могу помочь?
– Я хочу увидеть Макконала.
– Откликнулся Афонов, пытаясь унять накатившую невесть с чего дрожь.
Японец замешкался. То ли парень туго соображал, то ли не привык принимать решения в отсутствии 'старших по званию'.
– Идите за мной, - сложил, наконец, головоломку охранник и направился уже знакомой дорогой в в сторону подвала. Около нужной двери он долгое время перебирал ключи, пытаясь в потемках отыскать нужный. Все это время штабс-капитан сохранял ледяное спокойствие. Наконец, заскрипели давно истосковавшиеся по смазке петли. Американец все так же восседал на колченогом стуле.
– Судя по вашему лицу, вы все-таки убедились в моей правоте, - удовлетворенно обронил Макконал. Отчаяния на мерзкой физии как не бывало. Его сменило злобное торжество победителя. На японца он не обратил ни малейшего внимания.
– Убедился.
– Коротко кивнул Афонов. Пленник порывался сказать еще что-то, но штабс-капитан не предоставил ему такой возможности. Выстрел громыхнул, словно московская царь-пушка. Американец безвольной куклой опрокинулся на спину. Японец вздрогнул от неожиданности.
– Вы всегда так
– Нервно поинтересовался якудза, глядя как офицер неспешно убирает пистолет в кобуру. На лице Александра не отразилось ни единой эмоции - любой японец обзавидуется.
– С врагами - да, - бросил штабс-капитан.
– Достойно уважения, - растерянно крякнул охранник.
– Спасибо за помощь.
– Апатично откликнулся Афонов, пропустив реплику мимо ушей.
– Прощайте, сударь.
И, бросив последний взгляд на тело американца, превратившего его в живую мину замедленного действия, пошел прочь.
Равнодушные морские волны прокатывались под причалом, переливаясь солнечными бликами. Александр сидел на прохладном камне пирса, свесив вниз ноги и глядя в пучину, которая только что поглотила злополучный планшет. В груди покалывала неприятная досада - полночи он пытался сочинить письмо семье, но в голову так и не пришло ничего путного. Писанина казалась то чрезмерно сентиментальной, то, наоборот, наполненной нездоровой патетикой и нелепым пафосом. В итоге вместо письма получилось что-то вконец неудобоваримое. Ну и к черту. Ладно хоть, вообще получилось.
Главное, что и жена, и дети все-таки появятся... появились на свет. И произошло это в стране, где людям не приходится каждый день бороться за выживание. А узнают ли о том, что Императорской Охранной Канцелярии штабс-капитан Афонов остался верен присяге - это уже дело десятое.
Криво усмехнувшись, Александр вытащил пистолет и, приставив его к виску, нажал на курок.
Эпилог.
Виктор беспомощно глядел на подавленную японку. Кэйко последние десять минут занималась методичным помешиванием давно остывшего кофе. Крохотная ложечка выбивала тихие перезвоны из фарфоровой чашки, мерные, словно тикающий маятник.
– Витя... Мне страшно.
Парень, вздохнув, прикоснулся к узкой ладони японки, которая показалась ему обжигающе-ледяной. Девушка в ответ выдавила подобие улыбки.
С самого утра, когда они покинули здание вокзала, с лица возлюбленной не сходило совершенно затравленное выражение. Хиросима, в которой родилась и выросла Кэйко, не имела ничего общего с тем городом, в котором они оказались.
И теперь они сидели в одном из многочисленных городских кафе и пытались освоиться в этом новом мире. В одночасье окружающая реальность стала чуждой и непонятной. Виктор, как мог, пытался отвлечь японку от невеселых мыслей, но получалось так себе. Может быть, потому, что он и сам никак не мог выгнать из головы далекую Волгу, на берегах которой раскинулся Царицын. Утопающий в зелени город, где никогда не будет построена 'Родина-мать'. Вместо колоссального монумента, среди трехэтажных опрятных домиков уютно расположилась гостиница 'Галиция'. На улице, названной в честь генерала Чапаева, первым ворвавшегося на улицы Берлина.
– Жизнь продолжается, да?
– на губах японки появилась, наконец, робкая улыбка. Похоже, она все-таки оправилась от потрясения. И, наконец, обратила внимание на стоявшую прямо перед носом чашку. После первого же глотка Кэйко скорчила недовольную гримаску.
– Остыл?
– Угу. А ты-то чего смотришь букой?
– Девушка потянулась было за многострадальной ложкой, но, повертев ее в руках, сунула обратно в чашку.
– А я за компанию, - отшутился Виктор.
– Да и ночью снилось черт-те что.