Страж раны
Шрифт:
— Да, местные, тибетцы в черных полушубках. Нас заперли в какой-то хижине, там мы и встретили мистера Валюженича. Ночью нам удалось бежать. Мы пробрались по тропе на юг и там наткнулись на какой-то монастырь…
Англичанин замер, стараясь не пропустить ни одного слова.
— Монастырь хорошо охраняли, — невозмутимым тоном продолжал капитан, — но ночью там что-то случилось, погасли прожектора, и мы сумели захватить аэростат. Остальное вам известно.
— Вы… не были в самом Шекар-Гомпе?
— Где? — вполне натурально удивился Арцеулов.
— В этом монастыре… Впрочем, если бы вы попали туда,
— Кое-что запомнил, — капитан чуть не усмехнулся, но сдержался, готовясь выбросить свой главный козырь. — Соблаговолите выдать лист бумаги и карандаш…
По той скорости, с какой англичанин выдирал листок из блокнота, было ясно, что он клюнул. Арцеулов не торопясь разложил бумагу и тщательно нарисовал все, что видел из окошка монастырского тайника — монастырь на горе, аэродром, бараки, окруженные проволокой, строящуюся электрическую станцию, черный котлован и даже указал расположение прожекторов. Нарисовав, он показал схему Степе и тот с важным видом внес пару незначительных поправок.
На этот раз от флегматичности Фиц-Роя не осталось и следа. Он буквально впился глазами в рисунок и несколько минут молчал, то и дело кивая и покачивая головой. Наконец, он тщательно спрятал схему.
— Я благодарю вас, господа, за то, что вы сочли возможным поделиться такой важной информацией. Поверьте, вы не раскаетесь. Это очень поможет нам, Королевским Вооруженным силам, разобраться с этими бандитами…
— Так это действительно бандиты? — наивно поинтересовался капитан.
— Я неточно выразился, извините. Конечно, это не просто бандиты. Вначале мы думали, что это мятежники, восставшие против нашего контроля над Западным Тибетом. Вице-король послал туда роту, затем батальон… Никто не вернулся — ни один человек…
Фиц-Рой встал, вежливо поклонился и, пообещав зайти через несколько дней, отбыл. Некоторое время Степа и капитан сидели молча, глядя ему вслед, покуда наконец Косухин не выдержал и с чувством произнес:
— У, раскудрить в христа, в богородицу, в крест животворящий! Чуть язык, чердынь-калуга, не обломал! «Соблаговолите!» Тьфу, интеллигенты! К стенке бы вас всех!
Арцеулов невольно рассмеялся:
— А я уже было подумал, что вы потихоньку набираетесь культуры…
Степа свирепо воззрился на белого гада, но потом не выдержал и тоже рассмеялся…
Два дня их не беспокоили. Каждый день Валюженич наведывался на телеграф, но консул советовал ждать и не предпринимать ничего без его ведома. Тэд поначалу сник, но затем снова воспрял духом и продолжил свои прогулки по городу и его окрестностям. Как-то складывалось, что на эти прогулки он приглашал исключительно Берг. Каждый раз, получив от американца предложение осмотреть очередную гробницу, Наташа искоса поглядывала на Степу, тот смущался под ее насмешливым взглядом и отворачивался. Ростислав и Косухин остались предоставленными сами себе. Они обошли весь городишко, который запомнился лишь вездесущими обезьянками, худыми беспризорными коровами и большим полуразрушенным храмом Шивы, стоявшим в самом центре. На базаре, в одной из лавок, Арцеулов на мелочь, одолженную у Тэда, купил несколько дешевых изданий Киплинга. Степа, с тоской
Степа затосковал.
— Хорошо тебе, буржую! — буркнул он с завистью глядя на схватившего книжку Арцеулова. — Выучили на народные деньги! Хотя бы рассказал про что там…
— «Книга Джунглей», — спокойно отреагировал Ростислав. — Там говориться о маленьком мальчике, которого воспитали волки. Его звали Маугли…
Выслушав краткий пересказ истории волчьего приемыша, Степа заинтересовался. Впрочем, сказка Киплинга навела его на совершенно неожиданные ассоциации — вспоминались серые твари с красными глазами, мохнатые лапы, тянущиеся к нему из темноты… Повесть о Маугли стала представляться чем-то зловещим и мрачным. Степа махнул рукой и, хмуро взглянув на вновь взявшегося за Киплинга Арцеулова, внезапно предложил:
— Слышь, буржуй, давай — кто кого поборет.
— Французская борьба? — отозвался Ростислав, не отрываясь от приключений Маугли.
— Ага, — зловеще протянул Степа, предвкушая грядущее удовольствие. Французской борьбой он всегда увлекался, к тому же его сослуживец, Василий Ломов (он же Осман Хаджи, чемпион мира и Васильевского острова) показал Косухину пару недурных приемов.
Арцеулов хмыкнул и внезапно вскочил — резко, пружинисто. Гимнастерка полетела на пол.
— До пояса, — предупредил капитан и в глазах его мелькнул веселый огонек.
— Знамо! — с достоинством ответил Косухин, тоже снимая рубашку. — Ну, чего? Три, четыре…
С первой же минуты Арцеулов понял, что попал на сильного противника. Он пару раз увернулся, попытался захватить Степину руку, но Косухин усмехнулся и внезапно схватил Арцеулова за пояс. Последовал коронный прием Васи Ломова — и беляк очутился на земле.
— То-то! — Косухин вдруг вспомнил, как лихо капитан умеет драться, и в голову ему пришла неожиданная мысль. — Слышь, Ростислав, покажи, как ты это… ну, руками…
Арцеулов понял:
— Этому нас в юнкерском учили. Полезная штука…
Он поднялся, отряхнул с рук пыль и, подождав, покуда утихнет ноющая спина, предложил:
— Нападайте. Не бойтесь, бейте чем попало.
— Зашибу, — предупредил Степа, который и сам был мастер подраться.
Капитан кивнул, и Степа бросился в бой. Ему показалось, что удар в челюсть вместе с подножкой уже достигли цели, как вдруг почувствовал, что его отрывают от земли, крутят — секунда — и он уже валяется на полу, а к шее приставлена ладонь:
— И по сонной артерии, — спокойно прокомментировал капитан.
— Еще! — потребовал Степа — и получил еще.
После четвертого раза Степа помотал головой и лаконично потребовал:
— А научи!
— Это оружие, красный командир, — усмехнулся капитан. — Между прочим, секретное… Ладно. Пару синяков заранее обещаю… Смотрите…
…Предсказание насчет синяков сбылось вполне. Впрочем, один — под левым глазом — заработал сам Арцеулов — Степа оказался способным учеником. Вид у них обоих был столь недвусмысленен, что вернувшиеся из очередного похода Тэд с Наташей обомлели, и американец мог со всем основанием произнести свое непременное «Оу!».