Страж раны
Шрифт:
Степа хотел было сказать обычное «здрасьте», но передумал и четко, словно на параде, приложив руку к шапке, отчеканил:
— Красный командир Степан Косухин!
— Капитан Арцеулов! — Ростислав тоже решил не ударить лицом в грязь.
Всадник в красном приветственно взмахнул правой рукой, на запястье которой болталась богато украшенная камча — короткая нагайка. Он произнес несколько слов на гортанном непонятном языке и выжидательно поглядел на Косухина и его спутника.
— Эх, чердынь… — вздохнул Степа, в который раз чувствуя недостаток образования. Арцеулов подумал о том же и хотел обратиться
— Джор-баши приветствует вас, братья-вояки. Он спрашивает, не изменились ли ваши планы…
Арцеулов не то чтобы изумился — изумляться он как-то разучился, но все же увидеть чешского подпоручика здесь, у Такла-Макана, он не рассчитывал. Чех был все тот же — в зеленой шинели, легкой, не по сезону, фуражке с длинным козырьком. Лицо улыбалось, но глаза, как и прежде, казались холодными и какими-то тусклыми. В отличие от всех прочих, у него не было оружия, лишь у пояса болтался короткий нож.
— Наши планы не изменились, — ответил Арцеулов. — Нам надо в Шекар-Гомп… Здравствуйте, подпоручик!
Чех вновь улыбнулся и что-то сказал командиру. Тот кивнул и, обратившись к своим всадникам, прокричал несколько коротких резких фраз. В ответ те разом вскрикнули, подняв оружие — кто саблю, а кто карабин, — над головой.
— Джор-баши говорит, что вы смелые люди. Его батыры приветствуют вас. Садитесь на коней.
К ним подвели коней — серого для капитана и рыжего для Степы. Забираясь в седло, Арцеулов вдруг вспомнил, что не видел в отряде ни одной лошади без всадника. Впрочем, он мог их попросту не заметить. Косухин, не обучавшийся выездке в юнкерском училище, чувствовал себя еще более неуверенно. Но боялся он напрасно — то ли конь попался хороший, то ли у Степы был прирожденный талант. В седле сиделось крепко, и Косухин понял, что не упадет.
Джор-баши, пнув коня каблуком, крикнул, и отряд тронулся с места. Ехали почему-то не в сторону дороги, а обратно — в глухой тупик. Впрочем, спорить не приходилось.
— Командир велел передать, что до Шекар-Гомпа долгий путь, — чех скакал рядом с Арцеуловым, придерживая рвавшегося вперед норовистого коня.
— За день доедем?
Чех засмеялся:
— Джор-баши сказал, что не сможет довезти вас к самому монастырю, но там останется немного, и мы объясним, как добраться. Еще Джор сказал, что с радостью пошел бы с вами, но тот, кто приказывает ему, велел передать, что это ваш путь.
Арцеулов кивнул, хотя понял далеко не все. Он поглядел на чеха, автоматически отметив прекрасную посадку, отличавшую опытного кавалериста, и вдруг в голову пришла неожиданная мысль. Он придержал своего серого, чтобы поравняться со Степой.
Косухин ездить верхом не умел. Не то чтобы совершенно, но в красную кавалерию его бы определенно не взяли. Приходилось напрягать все силы, чтобы не очень отставать от остальных.
— Степан, — окликнул Арцеулов. — Как вы?
— Не хуже, чем у товарища Думенко, — бодро ответил Косухин, правда несколько сдавленным голосом.
Капитан не слыхал об отважном красном кавалеристе, но понял.
— Чеха видели? — спросил он, стараясь, чтобы его никто, кроме Степы не услыхал.
— Подпоручика? Ага. Навидался я таких еще на Волге… А что, знакомый?
— Знакомый…
Итак, подпоручика
— Странный он, — заметил Степа, — лицо какое-то… И глаза…
Он не стал уточнять, что лицо чеха напоминало ему другое — генерала Ирмана.
Впрочем, у Косухина хватало проблем и без странного подпоручика.
— Слушай, Ростислав, а все-таки дверь…
— А что — дверь?
— А то… — Степа вздохнул. Он и сам не понимал, зачем заводит этот разговор. Наверное, ждал, что впавший в поповщину и мистику белый гад и интеллигент Арцеулов заведет шарманку про рай с адом. Тогда — из здорового смысла противоречия — Степа сумеет убедить в противоположном если не Арцеулова, то хотя бы самого себя.
— Не знаю, — чуть подумав, ответил капитан. — Может, это убежище. Вроде монастыря…
— Ага, убежище… — разочарованно протянул Степа. — А чего тогда ты не захотел войти? Пересидели бы…
— Береженого Бог бережет, — вполне искренне усмехнулся капитан. Делиться своими соображениями Ростислав не спешил.
— Бережет, значит… — Степа, насупившись, стал смотреть на дорогу. Он чувствовал — капитан темнит, и на душе становилось еще тревожнее. Многое довелось повидать Косухину за последние годы, еще больше — за несколько этих январских дней, но все более или менее вкладывалось в эластичные рамки материалистического учения. А вот дверь не вкладывалась. Не доведись Степе видеть своими глазами, как таяла серая скала, открывая светящийся золотистым туманом проход, он бы охотно поверил — отчего бы и нет? — в замаскированный подземный монастырь. Но Косухин все видел, а своим чувствам он привык доверять. И теперь на душе было смутно и тревожно. Светящаяся золотом дверь окончательно смутила стойкого большевика-ленинца Косухина.
Увидев, что Степа погрузился в раздумья, Арцеулов решил заняться единственно возможным видом деятельности — наблюдением. Его серый конь скакал ровно, казалось, не нуждаясь ни в узде, ни в понуканиях. Можно было не спеша, не привлекая излишнего внимания, осмотреться.
Отряд шел рысью. Всадники негромко переговаривались на непонятном языке, командир скакал впереди. Все, на первый взгляд, вполне естественно, если конечно не считать самого появления неожиданных спасителей. Однако Арцеулов чувствовал, — происходит нечто не совсем обычное.
Прежде всего, удивила дорога. Капитан хорошо помнил, что от входа до конца ущелья, то есть до высокой горы с крутыми склонами, было версты три. Ущелье никуда не вело, и он подумал, что отряд находился где-то поблизости и появился, следуя незримому приказу старика. Значит, скакать они могли не далее противоположного конца ущелья — в какое-нибудь тайное убежище, либо — к незаметной на расстоянии тропинке, идущей через гору. Но минуты шли за минутами, а гора не только не приближалась, а как будто даже удалялась. Оставалось уповать на оптический обман или мираж. В конце концов, Джор-баши знал, куда вести отряд. Все это так, но капитан хорошо помнил карту. Ущелье на ней вообще не обозначено, да и горы казались на крупномасштабной карте маленьким пятнышком, сразу же за ними начиналась бесплодная ширь Такла-Макана, но они ехали уже достаточно долго, а пустыни все не было.