Страж Разлома между Мирами
Шрифт:
– И рецепт то теперь спросить не у кого… - заливаясь слезами, я облизывала ложку, доедая самое вкусное в мире рагу.
После ужина я побродила по дому. Гостиная, несколько спален, библиотека и кабинет: вот и все, что здесь было. В доме кроме меня никого не оказалось.
Утомленная последними страшными событиями в своей жизни и слезами, я уснула на кровати в гостевой спальне. Сны мне снились тревожные, заставляющие просыпаться с ощущением бешено колотящегося сердца. Когда забрезжил рассвет, я уже была на ногах. Ночной отдых хоть и был болезненным, но все же дал мне возможность обдумать ситуацию. И я пришла к единственному правильному выводу: нужно выбираться отсюда, не надеясь на скорое спасение. Потому как мне ночью стало ясно. Никто не знает, где я. Мои родные потеряли меня второй раз за год. Дедушка скорее всего первым делом отправился
Бесцельное блуждание по дому превратилось в идею фикс. Найти портал! Эта мысль пришла ко мне неожиданно и, как всегда, ожидаемо после первой чашки кофе.
– Если есть вход, то и выход должен быть!
Именно это и стало девизом всех моих последующих трёх дней заточения. На четвёртый день, глядя с тоской на генеральный беспорядок, что образовался в результате поисковых работ, я устало вздохнула и разрешила признаться самой себе: выхода нет. Портал был односторонним, выстроенным лордом Эулгором. А тайну как выбраться обратно, профессор Марбрукс унёс с собой. Как видимо и вариокские камни, аккумулирующие магические потоки. Без них порталы были крайне нестабильны. Но не лезть же в ущелье, обыскивать окоченелое тело профессора? !
После пришло осознание: «А почему бы, собственно, и нет? Ему они вряд ли уже пригодятся. А я заодно, что уж там, подберу перстень». Это и стало девизом шестого дня.
На седьмой день я поняла, что спустится в ущелье и не сломать при этом себе шею я вряд ли сумею. В тоске и печали я провела ещё три дня. Немного отвлечься от грустных мыслей помогали книги в библиотеке профессора Марбрукса. Из них я узнала много нового! Освоила пару-тройку боевых заклинаний, несколько бытовых и одно, особо полезное о том, как справиться с прыщами.
Среди стопки книг я обнаружила небольшую, малоприметную тетрадь. Обложка её была потрепанная, что свидетельствовало о том, что покойный профессор часто ей пользовался. Но отчего-то прятал даже в собственном доме. Листая пожелтевшие страницы, с замусоленными краями, я окунулась в удивительный мир, что виделся маленькому мальчику Марику, как звала его мама. После познакомилась с ожесточившимся после её смерти молодым человеком, Марбруксом. И, наконец, окунулась в мир, полный невероятных, но порой ужасающих открытий профессора Лагмара, вдохновленного примером своего внезапно обретенного отца. Я держала в руках личный дневник человека, совершившего огромное количество открытий. И все они касались Темной природы Хвердов. Думаю, если я прочла до конца, то узнала бы и тайну создания медальона «Всеподчинения». Но, закрыв дневник, я спрятала его в самом укромном уголочке, который смогла отыскать в доме. Пусть медальон, кольцо или другой атрибут с названием «Всеподчинение» останется красивой легендой и мечтой многих горячих голов. Но точно знаю, что второго такого как профессор Лагмар не найдётся. Потому тайна будет надежно погребена под слоем свежевыпавшего снега. Как и я. Потому что на двенадцатый день заточения у меня началась предсмертная агония. И первыми её признаками были слуховые галлюцинации.
Я бесцельно блуждала по дому, понимая, что если остановлюсь, то просто замёрзну. В горах уже третий день мело. Ветер, завывая в печных трубах нагонял жуткий страх. От того, что свежий снег завалил крышу и забил трубу я не смогла растопить камин. Его, конечно, можно было бы растопить и магией. Но уровень моей бытовой магии был близок к нулю. А дрова, сложенные аккуратными рядами, были так же аккуратно засыпаны снегом до самого верха. Я честно пыталась вытащить хотя бы парочку поленьев. Но ничего кроме приличного куска снега за шиворот я не получила. Оттого решила не тратить драгоценное тепло дома и не открывать больше двери.
И вот. Теперь хожу вдоль стен, обходя дом по периметру. У меня даже появился любимый маршрут. Мне нравилось проходить вдоль стены на втором этаже, касаясь деревянных панелей. Казалось, что они ещё хранят тепло солнечных деньков. А вот внизу холод ощущался гораздо сильнее. И в какой-то из дней я решилась прервать свои мучения. Ясно же, что меня здесь никто не найдёт. Потому нет смысла
Спустя некоторое время к слуховым и зрительным обманам чувств добавились ещё и обонятельные. Мне почудилось, что я слышу запах кофе. И даже больше! Я совершенно точно чувствую запах горячих оладьей. Вот она смерть! Напоследок всегда вспоминаются счастливые моменты жизни. И оттого в памяти всплыли чудесные оладьи капитана Хейвуда. Я так расчувствовалась, что даже всплакнула. Шмыгнув носом, вновь вдохнула аромат свежезаваренного кофе. И оладьев. И парфюма. Определённо мужского. И звуки с первого этажа, раздающиеся приглушенно из-за вороха одеял. Высунув нос наружу, а следом и остальные части тела, я спустилась на первый этаж. Галлюцинация упорно не желала отступать. Волоча на плечах шервинский ковёр словно мантию королевы, я доплелась до дверей кухни. А там… Святые Предки!
Глава 49
– Мисс Райс, вы будете оладьи с вареньем или … С чем? А тут есть мёд? Где? А, нашёл, спасибо. Так все же с вареньем или мёдом, мисс Райс?
Я хлопала глазами и проклинала ужасную судьбу, что, издеваясь над умирающей, подкидывает мне вот такие видения. Капитан Хейвуд на кухне своего погибшего отца, профессора Лагмара, ловко переворачивающего на сковороде румяные оладьи.
– Она в шоке. Не переживайте. Сейчас выпьет чашечку кофе и придёт в себя. Да, согласен! Это полнейшая нелепица. Умирать от голода возле холодильника с едой. Ну так ей же пришлось бы развозить огонь. Ваша внучка совершенно неприспособленное к жизни существо, леди Катарина. Ей просто необходимо пожить в Холодном мире, чтобы научиться обходиться без прислуги.
Я заревела. В голос.
– Не хочу в Холодный мир! Я хочу в тёплый! Я замёрзла!
Вилка встретилась с полом и послышалось тихое «бздынь». А я сбросила свою королевскую мантию и шагнула навстречу мужчине, что сурово хмурил брови, упрямо поджимал губы и буравил меня взглядом своих невозможных, зелёных глаз.
«И ямочка на щеке… И щетина ему идёт, не правда ли, Эми»…
Капитан Хейвуд в два шага преодолел разделяющее нас расстояние и сгрёб в охапку. Прижав к себе так, что чуть не раздавил меня, мужчина тихо прошептал, прижавшись губами к макушке:
– Эми… Как же ты меня напугала! Ты- причина моих ранних седых волос. Почему не развела огонь? Ты же могла замерзнуть насмерть!
Я всхлипнула и теснее прижалась к мужской груди. Там, под тёплым свитером гулко билось живое, а не воображаемые, мужское сердце. Вдохнув такой сладостный для меня аромат мужского парфюма, я виновато прошептала:
– Там снег забил трубу. Я не знала, что делать.
Меня сжали ещё сильнее. А суровый мужской голос пробасил:
– А почему не готовила себе еду? Питалась в сухомятку. Нет, мисс Райс, вы совершенно не приспособлены к самостоятельной жизни. За вами нужен присмотр и уход.