Страж зари

Куприянов Сергей Александрович

Пару минут он работал. Со стороны это отчасти похоже на труд штопальщицы, аккуратно кладущей стежок за стежком, только в данном случае процесс был обратным. Именно за это заклятия и некоторые заговоры он когда-то назвал «заплатками», за ту обязательную тщательность, которую требовала техника их наложения, а главное, подготовки. В каком-то смысле тут работа не менее тонкая и ответственная, чем у минера, имеющего дело с взрывчатыми веществами и хитроумными взрывателями. При неумелом или невнимательном подходе тут запросто можно получить травму той или иной степени тяжести. Кстати, почему тот, кто рвал его «заплатки» на таможенном терминале, не обжегся? Или таки обжегся? Странно,

что этот вопрос он не задал себе раньше, еще вчера.

Электрик моргнул и осмысленными глазами посмотрел на Павла.

— Как, голова не кружится?

— Н-нет вроде…

Строго говоря, такие вопросы были уже необязательны. Они нужны больше для того, чтобы увести человека от мыслей, точнее, подозрений, способных помочь ему хоть в малой степени понять то, что произошло на самом деле. А еще — чтобы вызвать на контакт, заставить отвечать на вопросы и подсознательно принимать то, что ему говорят.

— Давайте потихоньку подниматься. Я помогу. Павел взял его под руку и стал тянуть вверх, хотя и этого уже не требовалось.

— А сейчас? — заботливо спросил он. — Не кружится?

— Нормально вроде.

— Вот и хорошо. Пойдемте, присядете, отдохнете минут пять. Раньше такое с вами бывало?

— Нет, в первый раз. А что это такое вообще?

— Ну ничего, бывает. Переутомление небольшое, скорее всего. Ничего, поспите сегодня хорошенько, и все пройдет. А вообще старайтесь соблюдать режим, витамины попейте. Слабости не чувствуете? Нет? Прислушайтесь к себе.

Мастер послушался и замер, ловя собственные ощущения.

— Нету ничего. Есть только охота. — Он улыбнулся почти виновато и, чтобы скрыть это, потянулся было к своей сумке с инструментом.

— Не надо. Вам принесут. А есть — это нормально. Подождите немного, так с полчасика, и можно. Только не очень налегайте.

— Спасибо, доктор.

— Не за что. Ну сами дойдете? Вот и хорошо. Вон туда, прямо и направо. Только не спешите. И Вову этого позовите сюда.

Мастер кивнул и понес себя по коридору, как драгоценный сосуд, до краев наполненный не менее драгоценной жидкостью. Некоторое время он будет очень сильно беречься. Может, даже пить не будет и курить бросит, но это зависит от того, до какой степени он испугался. Терапия.

Любка посмотрела ему вслед и удивленно покачала головой.

— Надолго это? — спросила она тихо, когда рабочий скрылся.

— Что?

— Ну…

Она неопределенно пошевелила пальцами у головы, что, по-видимому, должно было означать помрачение сознания.

— Да все нормально. Попьет водички, посидит, отдышится, и все дела. Слушай, мне чего-то тоже есть охота.

Тут в коридоре показался охранник. Выражение служебного рвения было приколочено к его лицу огромными гвоздями. Значит, проникся. Осознал.

— Сумку заберите, — скомандовал ему Павел. — И дайте ему попить.

— Что лучше?

— Воды.

— Да! — решительно вступила в разговор Любка. — И пусть приступает к работе. А то скоро у нас рабочий день начинается.

Охранник Вова кивнул, подхватил сумку и сделал почти уставной поворот, для того чтобы удалиться.

— Чего тебе приготовить? — спросила Любка.

— Слушай, а тут какой-нибудь столовки поблизости нет? Я бы, честно говоря, съел сейчас хороший кусок мяса.

— Клуб рядом. Они до утра работают. Пошли, я угощаю.

Два часа спустя он, сытый и слегка уставший, засыпал в собственной кровати, предварительно отключив оба телефона. Уже проваливаясь в сон, он накинул на себя нечто похожее на серебристый шатер, который переливался так, будто по нему стекала вода или театральный бутафорский дым. Никакой внешней опасности он не ждал,

просто хотел выспаться перед тем, как снова возвращаться в офис к Любке, или, как она его называла, студию, хотя его квартира была наполнена достаточным количеством «заплаток», способных оградить его почти от любого внешнего воздействия. После обеда у Любки ожидался какой-то очень серьезный клиент, которого нужно обслужить по высшему разряду. Он согласился только после того, как получил твердые уверения, что это будет не та сексуально неудовлетворенная министерша, что накануне.

У него не было, как у Штирлица, привычки просыпаться через двадцать минут или через любой другой, заранее определенный промежуток времени. Владея основами аутотренинга — даже основами, — это было несложно сделать, ибо то, что знаменитым писателем подавалось как некое большое достижение, почти не доступное для других людей, на самом деле легко вытекало именно из основ, доступных любому, кто сумел понять и принять опубликованное знаменитым Леви.

К слову сказать, анализируя общедоступные источники, даже те же истории про Штирлица-Исаева, и становившиеся ему доступными знания, Павел не раз убеждался, что спецслужбы мира, на какую бы идеологию они ни работали, брали из окружающей среды то, что считали лучшим и необходимым, не считаясь при этом ни с какими идеологиями. И яркий тому пример — Штирлиц, особенно если учесть, что родину он покинул в начале двадцатых годов. Впрочем, автор ничего не говорил о том, где «нахватался» советский разведчик аутотренинга. Может, как раз в гитлеровской спецслужбе. Или у немецких ученых, которых он курировал. Или в Испании, где он тоже служил. Или у врачей-евреев, к которым тоже имел касательство.

Самому Павлу тоже как-то поступило предложение посотрудничать. Но он при помощи Петровича, негативно относящегося к тесным контактам с представителями властей, которые к тому же при нынешней свистопляске имели свойство к повышенной кадровой ротации, сумел под благовидным предлогом уйти от предлагаемого сотрудничества.

ВТОРОЙ СОН ПАВЛА МАМОНТОВА

Наступил тихий час. Тут, в больнице, к этому относились весьма серьезно, как и вообще к режиму, но они все еще гуляли по саду. Разница в возрасте у них была такая, что ее сын был немногим младше Павла, но тем не менее они чувствовали себя друзьями и были на «ты», получая обоюдное удовольствие от общения. Поэтому они не разошлись по палатам, когда настало время отправляться в койки, а продолжали гулять по опустевшим дорожкам, получая особенное удовольствие от того, что они нарушают режим и чувствуют себя при этом отлично. Она, правда, порывалась вернуться в корпус, видимо опасаясь каких-нибудь санкций со стороны персонала, но он ее удерживал, не без оснований рассчитывая на свои добрые, если не сказать приятельские, отношения с тем самым персоналом.

Они в очередной раз проходили мимо крыльца, делая уже неизвестно какой круг, когда вдруг в дверном проеме появилась санитарка с фигурой тяжелоатлета на пенсии.

— Вы что тут ходите? А ну марш по местам!

Вступать в открытый конфликт не хотелось, да и смысла не было, поэтому они поднялись на крыльцо и вошли в темноватый коридор больницы, пахнущий свежевымытыми деревянными полами.

Она скользнула в сторону, к своей палате, стараясь ступать неслышно; в корпусе царила сонная тишина, в которой прослушивался каждый звук. Он же, приятно взбодренный небольшим приключением, решил продолжить общение. Поэтому вместо того, чтобы повернуть к своей палате, Павел оглянулся, убедившись, что санитарки нет, и быстро и тихо поднялся по лестнице на второй этаж.