Страж. Тетралогия
Шрифт:
— Нас этому учат!
Сражаться с одушевленными в материальной оболочке?! Когда такие сущности находятся внутри предмета, в котором они зародились, уничтожает их только кинжал. Во всяком случае, так считалось до сегодняшнего дня. Выходит, законники научились делать то, чего у них никогда не получалось, — бороться с одушевленными без применения клинков с сапфировой рукоятью!
Очень интересно будет услышать об этом, когда все закончится.
Земля содрогалась, лес на той стороне горел, и серо-белый дым тянулся к небу, хоралы
— Останешься здесь.
— Черта с два! — неожиданно свирепо возразила она мне. — Черта с два я останусь тут после такого! Он заплатит!
Мы бросились к сараю, причем Ханна, сунувшая в рот какой-то корешок из своей сумки, оказалась быстрее меня.
Я влетел следом за ней в пропахшее сеном и плесенью полутемное помещение и сразу увидел, что в центре, на земле, стоит горшок с кровью, а за ним нарисована фигура, дарующая вёлефу силу.
Ханна облегченно вскрикнула и бросилась к нему.
— Стой! Нет! Стой! — гаркнул я, увидев, что на земле едва заметно и очень небрежно начертаны какие-то знаки, но было уже поздно.
Девушка влетела в круг и схватила горшок в тот момент, когда из воздуха появилась обтянутая алыми мышцами рука и чирканула ее по боку. От удара Ханна по инерции пролетела дальше, миновала границу круга и врезалась в стену, уронив горшок, из которого выплеснулось содержимое на фигуру.
— Проклятье! Черт! — Я бросился в обход круга, по его границе, даже не посмотрев на материализовавшегося демона, оказался рядом с девушкой, еще более бледной, чем минуту назад. — Я же сказал не торопиться!
— Со мной все в порядке, — прошептала она. — Займись кровью. Пожалуйста. Им надо помочь.
Я достал мешочек, который дал мне брат Курвус, и высыпал соль на кровь и рисунок. Земля зашипела, едкий дым паленых перьев ударил в лицо, и почти сразу же там, за стенами, наступила звенящая тишина.
Девушка сидела, привалившись к стене, тяжело дыша, всхлипывая и зажимая бок правой рукой. Я сел рядом с ней, сказав спокойным голосом:
— Мне надо осмотреть твою рану, Ханна.
Она убрала руку, и кровь сразу же побежала быстрее, заставляя темное пятно на ее одежде расползаться все больше и больше. В моей сумке был пакет с губчатой материей, я достал ее, разорвав вощеную бумагу зубами, приложил к ране:
— Сейчас я прижму ее как можно сильнее. Вот… так.
Девушка застонала, а затем спросила:
— Насколько серьезно?
— Не слишком. Меня трепали и сильнее. Ты очень быстро поправишься. И месяца не пройдет, — соврал я, думая о том, что кровопотеря ужасна, несмотря на все мои старания.
— А мне вечно все говорили, что стражи умеют прекрасно лгать, — прошептала Ханна, но улыбка у нее не получилась, и лицо вновь исказила боль.
Я взял девушку за руку, и ее пальчики сжали мои окровавленные пальцы.
— Как
— Все кончилось, — уверил я ее. — Ты просто молодец. Без твоей помощи у нас бы ничего не получилось.
— Хорошо. Очень хорошо… Скажи… как ты думаешь… ведь мы сделали богоугодное дело, и Он будет к нам милостив. Я не боюсь… не подумай… но дорога в рай… нам будет доступна?..
— Не переживай по этому поводу. — Мое горло сжали тиски. — Мы все сделали правильно.
Ханна тихо вздохнула и повторила:
— Хорошо.
Я разжал руку законницы, только когда ее глаза погасли. Мои пальцы были липкими от крови, и я вымыл руки водой из фляги, прежде чем опустить ей веки. Подняв девочку на руки, я понес ее из сарая. Не собираюсь оставлять Ханну в этой зловонной утробе.
Демон, сидевший на корточках в кругу и упустивший добычу, сказал:
— Отдай ее мне, человек. Тебе она уже ни к чему.
Я не ответил.
— Дай мне эту падаль, мясо! — взревел он. — Клянусь, когда я выберусь, то сожру тебя живьем!
Он ударил кулаком по невидимой стене, но колдовской круг держал крепко. В спину мне неслись ругательства и угрозы, но я, не слушая его, вышел и положил погибшую среди диких бледно-голубых фиалок, на душистой траве, поднял глаза и увидел перед собой задыхающегося Проповедника.
— Господи, Людвиг! Я уж думал… все, — с облегчением сказал он мне. — Дева Заступница, что у тебя с ли…
Только теперь он увидел Ханну и опустил руки:
— Нет.
— Прочти над ней молитву. Она бы этого хотела. Я пойду за монахом.
— Там они… — Он попытался что-то сказать, но я зарычал:
— Молитву, Проповедник! Больше я ничего не прошу!
Он увидел мой бешеный взгляд, понял, что говорить сейчас со мной бесполезно, и покладисто сказал:
— Сделаю.
Я пошел по изрытому, диковатому лугу туда, где случилось сражение.
Вёлеф лежал на спине, его грудь была рассечена ударом меча, рядом валялся перерубленный посох. Монах упал в пяти шагах от него, вся правая часть его лица обгорела. Даже после смерти могучий каликвец сжимал в руке клинок.
Господина Хюбера я нашел в глубокой воронке. Вокруг законника лежали обездушенные одушевленные.
Никто не может назвать это победой. Она вышла слишком горькой.
Громкий стон заставил меня вздрогнуть. Вёлеф, с искаженным, заросшим щетиной лицом, приподнявшись на левой руке, с трудом сжал окровавленные края рассеченной груди и вновь рухнул на спину.
— Живучий ты, ублюдок, — с ненавистью сказал я, оглядываясь по сторонам.
За поясом у господина Хюбера все еще находился пистолет, и высечь огонь было секундным делом. Я выстрелил в колдуна, когда он вновь начал подниматься. Тяжелая пуля, к сожалению, попала, ему не в голову, а в плечо, развернув и вновь опрокинув на землю.