Страж. Тетралогия
Шрифт:
Он брызгал слюной, махал руками и не желал пропустить меня. Я не любил таких людей — их необразованность, помноженная на религиозное рвение, рождает страх. И этим страхом они заражают всех вокруг, точно блохи, разносящие чуму.
— Пошел вон! — с холодной яростью сказал я ему.
— Слугу божьего гонят! — заверещал тот и замахнулся на меня крестом.
Я выставил вперед черенок, защищая голову, и клирик ударил по нему с такой силой, что не удержался на ногах и упал на землю. Когда я уходил из деревни — он что-то выл у меня за спиной и грозил
Обратная дорога на холм показалась длиннее, чем в прошлый раз. Не отдохнув, я начал рыть могилу под деревьями, сперва разбросав в стороны осенние листья. Проповедник пришел, когда я уже выкопал яму глубиной по колено.
— Они сюда не идут, — сообщил он мне. — Решили не связываться.
— Хорошо. — Я продолжал работать.
— Но Пугало… — Он не стал продолжать.
— Что Пугало?
— Оно крутится вокруг церкви и не расстается с серпом.
— Оно никогда с ним не расстается.
— Людвиг, ты знаешь, о чем я!
— Знаю. И чего ты от меня хочешь, тоже знаю.
— Ты что, не собираешься его остановить?
Я посмотрел на него долгим взглядом.
— Да перестань! — всплеснул он руками. — Даже такой человек, как этот святоша, не заслуживает смерти!
— У меня такое чувство, что ее заслуживает каждый из нас, — возразил я ему.
— А если оно его убьет?
— Даже Пугало должно есть.
— Послушай меня, старого дурака! — взмолился тот. — Сейчас ты зол на то, что он запретил хоронить твоего друга. Но люди темны и невежественны. Не делай того, о чем потом будешь жалеть!
Я выругался сквозь зубы, отбросил лопату в сторону и начал спускаться. Пугало я встретил на середине пути. Оно, задрав голову, наблюдало за тем, как с дерева срываются желтые листья. Его серп блестел, и на нем не было ни капли крови.
— Ложная тревога, — сказал я Проповеднику.
Пугало посмотрело на нас, как на придурков. Мол, нашли причину для беспокойства.
— Ну проверить-то стоило, — промямлил старый пеликан, увидел мое злое лицо и замолчал.
Я закончил рыть могилу, когда наступил полдень. Последний этап работы оказался самым сложным — внизу были древесные корни, пришлось постараться, чтобы глубина ямы доходила мне до бедра.
С находкой костей помогало Пугало. Те, что скрывались в листве и я не мог видеть, оно обнаруживало без труда — тыкало пальцем в нужном направлении. Когда останки Ганса оказались в могиле, я засыпал их землей, вытащил из ножен свой кинжал, срубил ближайшее тонкое деревцо и из двух палок соорудил неказистый могильный крест.
— Он был хорошим человеком и стражем, — торжественно произнес Проповедник.
— Ты его не знал, как же можешь это утверждать? — удивился я.
— Ну… о мертвых обычно так говорят, — смутился он. — Гм… Лучше я произнесу молитву.
Он прочитал заупокойную, и я подумал, что в последнее время мой спутник уже не в первый раз так провожает стража.
Я посидел еще немного, не желая спешить и вспоминая, как во время
Я завернул его клинок в тряпицу, убрал на самое дно рюкзака. Когда окажусь в цивилизованных краях — сдам его на уничтожение.
Проповедник тихонько кашлянул, отвлекая меня от тяжелых мыслей.
— Пора выходить. Путь к Вилочкам не близкий. Чем раньше мы отправимся, тем быстрее сядем в дилижанс.
— Я не иду в Вилочки.
— Как это? — удивился он. — Ведь это ближайший город. Постой! О нет. Я знаю такой взгляд! Ты что задумал?!
— Мой друг умер, Проповедник. И я намереваюсь узнать, почему это произошло.
Пугало покрутило пальцем у виска, и старикан поддакнул:
— В кои-то веки я с ним согласен. Ганс умер много лет назад, и найти хоть какие-то следы невозможно. Кости не могут говорить.
— Если я отступлю, то буду думать об этом постоянно и в итоге все равно вернусь сюда. Лучше все сделать сразу.
— И куда мы пойдем?
— Мальчишка сказал, что Ганс пришел с гор.
Проповедник издал звук, словно пускал ветры:
— А мой отец говорил, что ангелы создали пиво. Но это не значит, что ему стоило верить. Особенно когда он напивался.
— Раньше ты никогда не говорил о своей семье.
— А нечего здесь говорить! Ты не думаешь, что мальчишка врет? Что твоего Ганса убили, к примеру, деревенские?
— Будь это так — они спрятали бы тело получше. И уж точно каждый ребенок не знал бы об этом и не болтал перед приезжими.
Пугало кивнуло, соглашаясь с моими словами.
— Могло бы и поддержать! — возмутился старый пеликан. Он жутко не хотел лезть в горы и желал убраться из глухомани как можно скорее. — Ты ничего там не найдешь, кроме приключений на свою шею. А! Делай что хочешь. А я иду в деревню. Мне надоело годами ходить за тобой!
И он ушел.
— Вернется, — сказал я Пугалу, которое, привстав на цыпочки, провожало взглядом сутулую спину Проповедника. — Подобное уже случалось несколько раз. Ну а ты? Остаешься или идешь со мной?
Одушевленный первым побрел по тропе, уводящей в лес, и я, подхватив рюкзак и арбалет, последовал за ним.
Хрустальные горы не такие протяженные, как те, что стоят вдоль Кантонских земель, но зато самые высокие. Зуб Холода и Монте-Роза — две вершины, подпирающие небо. О них многие слышали, но редко кто видел, поскольку пики находятся в нелюдимых местах, далеко от основных трактов. Из Бробергера в Чергий предпочитают добираться двумя низкими перевалами, по дорогам, которые приказал проложить еще император Константин. Здесь, на севере, единственный проходимый путь в Чергий — через перевал Горрграт, расположенный на западном плече Монте-Розы, на большой высоте, и преодолеть его можно только с середины лета, когда сходит снег.