Страж. Тетралогия
Шрифт:
— И поэтому гильдии предпочитают тыкать зажженным факелом в солому.
— Очень точно сказано, страж. Простой рабочий люд вспыхивает, как порох. Нужна лишь метко брошенная искра.
Он покосился на спящую дочь, и на его лице впервые появилось тревожное выражение.
— При каких обстоятельствах следует ждать неприятностей? — спросил я.
— Если совет ландратов одобрит налог.
— Слова его светлости разве недостаточно?
— У Клагенфурта ряд вольностей, которым уже несколько веков. Сперва ландраты обязаны подтвердить, что принимают налог. После их голосования
Я усмехнулся, вспоминая его светлость Рихарда фон Заберга. Нрав у этого правителя был не то чтобы мягкий.
— И как часто благородные люди из ландратов вашего региона идут наперекор властелину страны?
Он вернул мне усмешку:
— Никогда.
— Сплошная никому не нужная бюрократия, — презрительно скривился Проповедник.
— Ваше решение всего лишь формальность. Вы поддержите налог.
Фон Демпп развел руками:
— Иного способа все равно нет. Нам нужна сильная армия, для этого требуются деньги. И лучше столкнуться с недовольством черни, чем с обвинением в государственной измене. Гильдии сеют смуту, но я уверен, что у них не хватит духу начать бунт. Бургомистр хорошо платит стражникам.
— Их меньше, чем горожан, — резонно возразил я ему.
— Конечно. Но совет ландратов еще в сентябре одобрил наем двух рот кондотьеров. Это почти пятьсот хорошо обученных солдат.
Угу. Хорошо обученных убийц. Кондотьеры серьезные рубаки, но северян они никогда не любили и частенько меняли хозяев. Лично я не поручусь, что, если в городе закипит, они останутся верны бургомистру. Вполне возможно, вместо того чтобы подавлять бунт, наемники пойдут грабить и насиловать.
— А кроме них? — поинтересовался я. — Есть в городе регулярные части?
— Да. Рота латников и бригада легкой кавалерии. Уверен, армия подавит любые волнения.
Я хмыкнул.
— В Лисецке тоже так думали. Народ затоптал солдат, — напомнил я ему. — Когда случается бунт, люди перестают быть людьми и превращаются в жаждущую крови толпу.
— Я их не боюсь, — рассмеялся он.
А зря.
— Когда собирается совет?
— Послезавтра в полдень. Перед этим отправлю Ульрике к сестре.
— Позвольте вопрос?
— Пожалуйста.
— Вы рассказали мне все это с какой-то целью. Рассказали, хотя не любите таких, как я. И не слишком возражали, когда ваша дочь пригласила меня в ту же таверну, где собираетесь остановиться и вы. Почему?
Несколько секунд он изучал меня, затем, признавая правоту моих слов, неохотно произнес:
— Мой отец называл вас компанией, собранной из беспризорников без роду и племени. Мелкими зверьками, из которых выращивают псов, натасканных и подготовленных для убийства. Его злило, что нам, благородным, зачастую приходится считать вас ровней и спускать многое из того, что непозволительно другим.
Я знавал подобных господ. Их страшно бесит, что у людей вроде меня есть возможности, которых нет даже у владетелей. Например, долгая, пускай и в теории,
— Слышал подобную точку зрения. Она довольно быстро меняется, стоит лишь во влиятельном доме случиться необъяснимому. Тогда все принципы отметаются, и благородные господа зовут таких, как я.
— Вполне понимаю вашу иронию. — Он не показал, что ему обидны мои слова. — Но в моей стране дворяне ревностно относятся к своему положению и привилегиям. Так что, простите, господин ван Нормайенн, мало кто стерпит присутствие стража в экипаже для благородных господ. Если, конечно, сам страж не является носителем высокой крови, как двое детей нашего герцога.
Проповедник хмурился. Ему не нравилось, что его спутника считают человеком второго сорта. Старый пеликан давно привык, что лишь он может выражать недовольство моими поступками.
— И тем не менее я еду рядом с вами.
— Законы. — Его улыбка как бы говорила мне, что, не будь их, мы бы не беседовали. — К тому же я гораздо терпимее своего отца и куда меньше кичусь благородной кровью. Времена изменились.
Он откинулся на мягкую спинку кресла и вновь стал изучать проплывающий пейзаж. Но я кашлянул, привлекая к себе его внимание.
— Вы так и не ответили на мой вопрос, ландрат. Если общество стража вам не слишком приятно, то почему не ограничить наше знакомство дилижансом?
— Из-за нее. — Фон Демпп кивком указал на спящую дочь. — Она всегда мечтала увидеть человека из Братства.
Сочтя, что этого ответа достаточно, ландрат сделал вид, что забыл обо мне.
— Ложь, — пропел мне на ухо Проповедник. — У этой благородной паскуды на роже все написано.
Я ободряюще кивнул, мол, выскажи свои предположения.
— Он считает, если что-то вдруг действительно начнется, то страж под одной с ним крышей защитит его семью. Вас же обычно не трогают.
Я вспомнил бунт в Лисецке, озверевшую толпу и то, как мы с Гансом улепетывали по улице. У тех, кто гнался за нами, как-то выскочило из головы, что стражей лучше не трогать.
Так что, мне кажется, фон Демпп зря надеется на защиту того, кого не слишком-то жалует.
Пугало весь вечер проторчало возле окна. Оно напоминало лисицу, почуявшую близость цыплят, и теперь во всей его позе сквозило предвкушение. А предвкушать Пугало могло только одно — развлечения, которые частенько были у него довольно однобоки и для всех остальных заканчивались кровью и смертью.
Я тоже чувствовал напряженную обстановку в городе. Атмосфера тревоги растеклась по улицам, заползла в дома, а следом за ней, на мягких лапах, следовал пока еще невидимый, но уже ощущаемый страх. Кроме этих двух вечных спутников был еще кое-кто. Но столь призрачный, что я не готов был поручиться, что слышал шорох плаща и видел блеск луны на лезвии косы.
Люди выглядели нервными, шептались, косились на усиленные патрули стражи и наемных рот. За час до сумерек город закрыл ставни и захлопнул двери. Улицы опустели.