Страж. Тетралогия
Шрифт:
— Смотри, — привлек я внимание Геры.
— Начинается шабаш на Сальной горе. А вон там, видишь искорку, праздник на Яблоневом холме. Настало время ведьм.
Это уж точно. Огни вспыхивали далеко внизу, словно путеводные маяки. На берегу широченной реки, приглашая вылезти из воды тинников и топлян; на старом кладбище возле заброшенной деревни; на лесной опушке, окруженной со всех сторон мрачными, искореженными тьмой деревьями. И, разумеется, они загорались на холмах и горах. Я насчитал больше двадцати пульсирующих точек.
— Никогда не видел такого? — шепнула мне Гера. Я отрицательно покачал головой:
— Во всяком
— Это сродни сказке, Синеглазый. Я тебя прекрасно понимаю, — серьезно сказала девушка.
Я посмотрел в ее пронзительно-голубые глаза, оказавшиеся близко-близко и, не удержавшись, поцеловал колдунью в губы.
— Что на тебя нашло? — с иронией спросила она.
— Маленький аванс за грядущие неприятности.
— Не будет неприятностей, — уверенно ответила Гера. — Не в такую ночь.
Я хотел возразить, что именно в такую ночь неприятности и случаются, но промолчал.
В быстро гаснущем небе между тем отмечалось повышенное движение. На шабаш слетались ведьмы и иные существа. Хлопали крылья, стучали копыта, летали метлы, лавки, хомуты, оглобли, кочерги, горшки, башенные часы, комоды и даже медные ванны. На пустом возу, пронесшемся мимо нас под опасным углом и тут же ухнувшем вниз, с визгом промчалась пестрая компания девушек и парней. Какая-то благородная дама (если судить по шляпке с пером), совершенно обнаженная, летела на черном козле, разглядывая себя в ручном зеркальце. Старая ведьма на огромной книге поравнялась с нами, сплюнула и показала неприличный жест. Гера тут же зашептала заговор, избавляясь от проклятия истинной ведьмы, ненавидящей таких предательниц, как она.
Толстый мужик, с брюхом, словно маленькая гора, пытался нас нагнать, чтобы швырнуть в окно клубок из перепутанных дождевых червей, но кучер резко вильнул в сторону и стегнул агрессора кнутом, так, что тот тоненько завизжал. Четыре существа со слюдяными, как у саранчи, крыльями, сделали круг над нами, спев обидную песенку про колдунью-белоручку, не познавшую истинную прелесть настоящего шабаша.
Не все из тех, кто слетался к кострам, относились к нам плохо. Медоволосая девушка с прекрасными стройными ногами, обхватывающими страшную двуручную секиру, послала нам воздушный поцелуй, а сухонький старичок в мантии прославленного Вашского университета, не иначе как профессор, путешествующий с помощью сложного стеклянного прибора, состоящего из колб и реторт, улыбнулся и приложил два пальца к четырехугольной шапочке-конфедератке, салютуя нашей карете.
Параллельно нам и немного ниже проплыл сбитый из дубовых бревен плот с огнями по углам. Творившаяся там оргия заставила Проповедника прийти в себя и потрясенно выдать в воздух несколько замысловатых ругательств, на которые дружным хохотом и воем ответила дюжина черных красноглазых котов, скачущих на белоснежной собаке-переростке.
— Закрой рот, Синеглазый, — с легкой насмешкой сказала Гертруда. — Ты словно только что родился.
Я с трудом оторвал взгляд от переплетающихся тел, среди которых встречались и совсем не человеческие, но все, как одно, женские и привлекательные, и вернул ей насмешку:
— Надеюсь, что в Кобнэке будет нечто подобное.
— Как же. Жди.
— Ты смотри-ка! Епископ! Клянусь всеми святыми! Мимо меня только что пролетел епископ на дымящем кадиле! — раздался вопль
— Эка невидаль! — фыркнула Гертруда и, бросив взгляд в свое окно, заорала: — Влево, забери тебя тьма! Влево!
Карета резко накренилась, словно галера, избегающая таранного удара. Меня вжало в стенку, Гера упала сверху, сделав пасс руками и закричав на гортанном языке. Воздух вспыхнул голубым, грохнуло, грянул надсадный вой. Я успел разглядеть мужчину в старых пластинчатых доспехах, путешествующего на полуразложившемся мертвеце. Рыцарь едва не ударил по карете булавой, горящей темно-зеленым светом, но резкий маневр и магическая преграда помешали ему осуществить задуманное.
— Сукин сын! Ублюдок! — зарычала Гера. — Ну, ты у меня сейчас получишь, адское отродье!
С ее пальцев с сухим треском сорвалась молния, ударив рыцаря в нагрудник. Бьющийся в конвульсиях человек соскользнул с мертвеца и беззвучно рухнул вниз, растворившись в ночи. В следующее мгновение летающий покойник превратился в черный дым.
Теперь ругались уже двое: Проповедник и кучер. Они удивительно гармонично дополняли друг друга.
— Кто это был? — спросил я у Гертруды, поправляя камзол.
— Тот, кто очень хотел нас прикончить. И ему это почти удалось, — уклончиво ответила девушка. — У меня были старые счеты с одним уродом из Лонна. Вот и свиделись. Надеюсь, его расплющит о землю, а черти спляшут на его костях «Две коробочки», а затем утащат в ад!
— Вижу, он тебе очень насолил.
— Не без этого, — ответила она, немного остывая. — Смотри! Смотри! Дракон!
Огненный змей алой кометой рассек воздух и пронесся вровень с каретой. Больше всего он был похож на зубастого речного угря и летел, словно плыл в воздухе, разбрызгивая вокруг себя искры и пламя. Дракон был огромный, даже больше часовой башни Арденау, а его голова с желтыми стеклянными глазами внушала одновременно восторг и ужас. Около минуты он двигался в том же направлении, что и мы, затем взял резко вверх, словно копье пронзил низкие облака — они вспыхнули алым, а затем стали гаснуть, и светились тем меньше, чем дальше улетало невиданное существо.
— Совсем молоденький! Только вылупился! — Голос Геры звенел от восторга.
— Не хотел бы я встретиться с его родителями.
— Эти не злы, особенно если их не тревожить. Не то что черные. Кстати, мы почти добрались, под нами Кайзервальд.
Я глянул вниз, но увидел только чернильный мрак.
Здесь не летали истинные ведьмы и колдуны. Шабаши остались позади, на юго-востоке, так что когда я заметил впереди двенадцать белых медведей, запряженных в хрустальную карету, которую сопровождали блуждающие огоньки, я понял, что это уже кто-то из приглашенных в Кобнэк.
Наш кучер решил устроить гонки, гикнул, хлестнул кнутом, заставляя лошадей бежать быстрее. Мы достаточно скоро нагнали невиданный экипаж, светящийся изнутри чистым, лучезарным светом. Женщина, ехавшая в нем, была в фиолетовом платье, с длинными темными волосами, собранными в сложную прическу.
— Не смотри ей в глаза, — быстро предупредила Гертруда, разглядев пассажирку, но было слишком поздно, мы уже столкнулись взглядами.
Глаза у незнакомки оказались странными: ни зрачка, ни радужки, ни белка — сплошная тьма, словно смотришь в речной омут. Она улыбнулась красивыми, полными, алыми губами, и мне в одно мгновение стало жарко, а во рту пересохло.