Страж

Пехов Алексей Юрьевич

Он не стал как обычно роптать, а просто сделал то, что просили, почти мгновенно вернувшись.

– Только местные. В одном – человек пять, и в другом – четверо. Кто из приезжих будет сидеть в этой дыре? Кстати, тот постоялый двор, что справа, кажется мне более приличным. По крайней мере, у хозяина на роже не написано, что он ворюга.

Мы последовали его совету.

Все четверо посетителей, а также хозяин, хозяйка и две служанки уставились на нас так, словно мы были выходцами из бездны. Впрочем, их можно понять. Двое странных незнакомцев в такой

глухомани, в некогда белых, а теперь испачканных грязью и кровью рваных нарядах, да еще и пришедших ночью откуда-то со стороны то ли кладбища, то ли Кайзервальда.

Один из посетителей даже перекрестился, столь поразило его наше появление.

Говорить, что мы стражи, было очень неразумно, нас до сих пор искали, но, оставаясь инкогнито, мы могли нажить еще большие неприятности, особенно если жители здесь суеверны. К тому же с Ночи Ведьм прошло всего ничего, обязательно найдется кто-то, кто «видел» нас в небе на помеле, и хорошо, если все закончится доносом в инквизицию. А вот если они перепугаются настолько, что решат учинить самосуд, то у нас возникнут серьезные проблемы.

Поэтому я, не колеблясь, показал общественности кинжал с черным лезвием. Все разом вздохнули с облегчением, на лице хозяина воссияла приветливая улыбка, и он засуетился:

– Страж, в наших краях! Пожалуйте, милсдарь. Пожалуйте. Вижу, тяжело вам пришлось. На мерзких ведьм охотились?

Проповедник хихикнул, с большим значением посмотрев на Геру. Люди порой даже не в курсе, чем занимаются стражи, приписывая им что угодно, вплоть до охоты на драконов и рыбалки с целью вытащить из омута очередного проказливого черта.

– Совершенно верно, – не стал переубеждать я его.

– Развелось тварей в последнее время. Не далее как прошлой ночью натерпелся наш город страху. Летали они с визгами и воем. Глаза дьявольские, с тележное колесо каждый, изо рта выскакивала огненная харкотина, а у Альдеры, что в конце улицы живет, даже молоко скисло. Чего изволите?

– Нужна хорошая комната. Чистая одежда мне и моей даме. Еда, бутылка вина и много горячей воды.

– Все сделаю в лучшем виде. Вот только с одеждой… такой хорошей и красивой, как у вас, у нас не найдется. Простые платья.

– Это неважно.

– Идемте, я провожу вас в комнату.

Проповедник уселся на лавку, поближе к болтающей компании. Понимал, что на ночь мы все равно выгоним его из комнаты.

– Помоги, пожалуйста, затянуть шнуровку, – попросила меня Гера, повернувшись спиной и перекидывая волосы через плечо на грудь. – На севере Бьюргона ужасные фасоны платьев.

– Ничего. Доберемся до нормального города, куплю тебе привычную одежду, – утешил я, ловко затягивая узлы.

На ее обнаженной шее висел мягко сияющий кулон с душой.

– Ты не узнавал насчет лошадей?

– Узнавал. Бессмысленно. Здесь они большая редкость. Дилижанса тоже не предвидится. Он приходит сюда один раз в две недели.

– Что будем делать?

– Пойдем пешком до следующего города, там продают лошадей.

Было

раннее утро. Хмурое, облачное, разумеется, дождливое. Оно окрасило мир в унылые серо-коричневые оттенки, от которых веяло безнадегой. Густая дымка сочилась из земли, словно кровь из ран, и туман, смешивающийся с дождем, вызывал лишь одно желание – не вылезать из постели и не покидать уютной комнаты.

Гертруда тоже посмотрела в окно и сказала:

– Хорошо, что нам дали плащи.

– Как ты себя чувствуешь?

– Заговоры лечения всегда давались мне с большим трудом. – Она улыбнулась. – Силы придется восстанавливать несколько дней. Жду не дождусь, когда окажусь в Арденау, Синеглазый.

– Могу тебя понять, – сказал я, открывая перед ней дверь.

Я расплатился с хозяином, который был безгранично счастлив лишней серебряной монете, и вышел на холод. Гертруда отправилась к церкви, чтобы поговорить со священником о том, что происходит на городском кладбище. Я терпеливо ждал ее возвращения, кутаясь в плащ, ежась и негромко перебрасываясь колкостями с Проповедником, который пребывал в дурном настроении.

Когда появилась колдунья, не сговариваясь, мы втроем пошли по пустынной улице. Тракт оказался узким, отвратительно-грязным и залитым лужами. Туман быстро проглотил городок, название которого мы так и не удосужились узнать. Проповедник хранил тяжелое молчание, хмурился и думал о чем-то своем, то и дело машинально вытирая кровь на виске.

– Мне не дает покоя душа из Кобнэка, – сказал я, когда мы пересекли реку по разваленному деревянному мосту, бревна которого оказались страшно скользкими и такими ненадежными, что диву можно даваться, как здесь умудряются проезжать повозки.

– Ты о девушке, которую дважды видел в лесу? Я заметила ее сегодня утром, под окном, когда только проснулась. Смогла с ней поговорить. Она не опасна для нас, не беспокойся.

– Но ты не будешь отрицать факта, что она следит за нами? Ведь не просто так она теперь таскается вслед.

– Не спорю, так и есть.

– Рассказать не хочешь? – ровно поинтересовался я, видя, что она не склонна продолжать объяснения.

– Я дала ей слово никому ничего не рассказывать.

– Что за чушь?! – возмутился Проповедник, изнывающий от любопытства. – Какое к чертям собачьим слово?! Ведьмы не держат слова, это противоестественно их темной натуре! Да и обещать что-то душам… Людвиг, скажи своей…

– Отстань, – беззлобно бросил я ему, зная, что если Гертруда что-то пообещала, то уже не отступится. – Раз девчонка не опасна, мне нет никакого дела до нее и женских секретов.

– Женщины – сосуд Дьявола! – презрительно сказал старый пеликан.

– Надо думать, ты в этом вопросе мало что понимаешь и к сосуду никогда не припадал, – тут же вспылила колдунья.

Проповедник ответил богохульством и неприличным жестом. Просто душка. Гера скрипнула зубами, но оставила его нападки без внимания, тогда он решил поставить финальную точку в споре, произнеся замогильным, пророческим тоном: