Страж

Грин Джордж Ф.

— Нужно спрятать его в таком месте, где дочери Калатина не смогут его найти, — решительно сказал король.

Я промолчал. Дочери Калатина могли найти кого угодно и где угодно.

Над нашими головами раздался пронзительный крик. Я поднял голову и увидел сидевшего на балке ворона. Я потянулся к луку, но птица уже слетела вниз и вылетела в окно как раз в тот момент, когда я вкладывал стрелу в тетиву.

— Там, где его не сможет найти эта проклятая птица, — сердито уточнил Конор.

Через некоторое время Кухулина, который еще не пришел в себя, вынесли во двор и положили в салазки, привязанные к колеснице. Я спросил Оуэна, куда его везут. Он назвал какое-то место, но это

название мне ни о чем не говорило.

— Гленн-на-Бодар?

— Это переводится как «Глухая Долина».

— Ну, и что дальше?

— Говорят, что если человек находится в этой долине и все жители Ирландии соберутся возле него и прокричит его имя, то и тогда он ничего не услышит.

Я был согласен, что в таком удаленном и уединенном месте Кухулин будет находиться в большей безопасности, чем в Имейн Маче или в своем собственном замке. Возможно, дочери Калатина не смогут нас найти хотя бы в течение нескольких дней, а этого будет достаточно, чтобы Коналл и кое-кто из его товарищей успели встать на ноги и набраться достаточно сил, чтобы взять в руки мечи. Возможно. Вообще, делать все что угодно было лучше, чем просто рассиживать в Имейн Маче, скармливать Кухулину снотворные порошки и надеяться, что воины оправятся от болезни раньше, чем появится Мейв. Мы собрали самое необходимое, погрузили этот скарб на спины лошадей и в колесницы, после чего все, кто мог забраться в колесницу или удержаться в седле, направились в Глухую Долину, разумеется, вместе с Кухулином, лежащим на салазках. Конечно же, большая часть воинов не могла даже пошевелиться, их пришлось оставить в Ольстере. Я очень за них волновался и требовал, чтобы мы забрали их с собой. Когда завоеватели входят в дом своего врага, всегда кровь проливается, а при отсутствии надлежащего сопротивления проливается кровь еще легче и обильнее, потому что обычно это кровь больных и беззащитных. Оуэн уверял меня, что в Ирландии даже такие люди, как Мейв, с уважением относятся к соблюдению определенных правил приличия. Но я помнил, что Мейв говорила о мародерах, примкнувших к ее армии. И все же забрать с собой всех больных мы не могли. Мы попрощались с ними и направились в Глухую Долину. Конору удалось взобраться в седло, но быстро ехать он не мог, и прибыл на место лишь много часов спустя.

Гленн-на-Бодар оказалось неплохим местом для того, чтобы отдохнуть от жизни. Если бы мне нужно было поехать куда-нибудь и на некоторое время сделать вид, что все идет великолепно, когда на самом деле все обстояло плохо, и мой дом пылал огнем, Глухая Долина прекрасно подошла бы для этой цели. Она зеленела высокой травой, в ней было тепло, уютно, и действительно очень тихо. В течение двух дней все было спокойно. Кухулин постоянно подкреплялся достаточным количеством, особого напитка, приготовленного друидом, чтобы чувствовать себя довольным. При этом все остальные по очереди следили за тем, чтобы ему не было скучно.

На третий день я заметил на дереве ворона. А когда появлялись вороны, Кухулин видел призраков. На этот раз я выпустил в птицу стрелу, и, думаю, что для колесничего мой выстрел был весьма недурен — стрела пролетела совсем близко от цели, хотя ворон насмешливо каркнул и улетел за холм. На следующее утро, перед самым рассветом, явились и дочери Калатина.

Кухулин вздрогнул и проснулся, тут же потянувшись за мечом. Я удержал его руку. Он принялся крутить головой с диким выражением на лице.

— Отпусти меня! Ты разве не слышишь?

Я ничего не слышал.

— Да ничего нет, это просто ветер…

А потом я действительно что-то услышал, хотя звуки доносились издалека. Судя по выражению лица Кухулина, нас окружал безумный хаос, но я смог что-то расслышать,

только когда полностью расслабился и застыл в полной неподвижности. Звуки доносились, словно из-за горизонта — как если бы кто-то негромко шумел на противоположном берегу большого озера в жаркий день. Звуки в голове Кухулина были настолько громкими, что и я смог их услышать.

Кухулин выдернул руку.

— Я не виноват, если все, кроме меня, глухие! — закричал он и начал собирать оружие. — Отвезешь меня? Я должен их остановить!

К этому времени все остальные уже проснулись и сгрудились вокруг нас. Они принялись что-то быстро говорить Кухулину, пытаясь его успокоить. Я взял его за руки.

— Посмотри, все здесь… ни с кем ничего не случилось, никто не ранен… Я здесь… нет никакой опасности…

— Но я ведь слышу их… Я их вижу!

Он вытянул руку в сторону катившегося на нас облака пыли, листьев, веток, сухой травы, поднятого ветром, — тот же трюк, на который он попался в прошлый раз. Кухулин, раздвигая толпу, пошел вперед с поднятым мечом, собираясь защитить нас от этой кучи мусора, но Оуэн оказался проворнее. Я понял, что Кухулин собирается сделать, и в мгновение ока преградил ему дорогу.

— Смотри! — закричал я прямо ему в лицо, и мой крик на секунду отвлек его, заставив остановиться.

За это время Оуэн успел вбежать в кружащееся облако пыли. Стоя среди летающих веток, он начал смеяться, прыгать и скакать, словно на танцах.

— Вот видишь?! — заорал я. — Нет никакой опасности!

Оуэн продолжал беззаботно отплясывать. Кухулин слегка расслабился, на его лице отразилось сомнение. Неожиданно Оуэн согнулся, отворачиваясь от нас и прижимая руки к лицу, словно на него напал осиный рой, и я почувствовал, что мышцы на руках Кухулина напряглись. И снова расслабились, когда Оуэн вдруг выпрямился и продолжил свою пляску, только теперь движения барда были более медленными, а руки висели, как плети. Он остановился и замер, будто в ожидании. Потом Оуэн поднял голову и посмотрел на нас.

— Я жив! — закричал он.

Ветер стих, пыль и сухие ветки опустились на землю, укрывая пространство вокруг него ковром.

Кухулин смотрел на него, недоверчиво прищурив глаза.

— Вот видишь? — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал сочувственно и одновременно строго. Я продолжал держать Кухулина обеими руками, встряхивая при каждом слове. — С ним ничего не случилось. Это все наваждение, которое они на тебя наслали, чтобы свести нас всех с ума и заставить тебя пойти на верную смерть. Давай, возвращайся ко всем и поспи. А возможность подраться у тебя появится очень скоро.

Кухулин тряхнул головой, закрыл лицо руками и позволил себя увести. То, что он слышал собственными ушами и видел собственными глазами, никак не укладывалось у него в голове, и он выглядел человеком, находившимся на грани безумия. Я не знал, сколько он еще сможет это выдерживать. В конце концов, наступает такой момент, когда человек бросается в бой только лишь для того, чтобы убежать от собственных мыслей.

Оуэн все еще стоял внизу. Я подождал, но он не двигался. Я спустился с холма и позвал его.

— Прекрасная работа. Теперь с ним все в порядке.

— Лири?

Оуэн стоял спиной ко мне, но я почувствовал: что-то здесь не так. Его голос звучал напряженно, чересчур тихо, что совершенно не походило на его обычную восторженную болтовню.

— Что такое?

— Где Кухулин?

— Он вернулся в лагерь. Что с тобой такое?

— Ты не мог бы…

Он, не поворачиваясь, протянул ко мне руку; его тело оставалось неподвижным, держался он неуверенно, как человек, ступивший на лед и не знавший, куда сделать следующий шаг, чтобы не провалиться.