Стража
Шрифт:
Неожиданно Вадим обнаружил, что дышит часто-часто, словно после долгого бега. И дышит всё чаще, и уже ясно, что вот-вот ему не хватит воздуха.
"Пацан" на бетонном приступке не шевельнулся, но по его глазам явно скользнула сумрачная тень.
Они узнали друг друга.
На обыденном, житейском уровне они, конечно, знали друг друга давно. Чёрный (от ласковой, как ягодная гроздочка, фамилии Черникин) Кир, несмотря на малый для предводителя дворовой шаблы рост, верховодил во дворе безоглядно. Ровесник Митьки, просидевший в одном классе дважды, он был очень похож на вечно голодную кошку-дикушку: круглая голова инстинктивно вжималась в плечи, когда он оглядывался; на худом скуластом лице из-под низких бровей диковато поблёскивали большие проницательные глаза. Митька
Но сейчас узнавание шло не по принципу "мы из одного дома".
Что-то тяжёлое ворочалось на самом дне памяти. Оно вызывало дрожь и подчёркивалось оцепенелой жарой вокруг, утверждалось не солнечным, но всё ещё светлым летним деньком. Сродни дежа вю. Мгновенное ошарашивающее осознание, что всё это было: было это место, повторялась ситуация. Всё это было, и они, двое, вот так же насторожённо смотрели друг на друга. Чёрный Кир перевёл глаза на Викторию — будто уронил на неё тяжёлый взгляд, и Вадим почувствовал, как задёргались пальцы девушки в его ладони, чтобы освободиться. Не понимая, он следил, как она затем делает шаг от него к сидящему на приступке… Краем глаза он увидел, как ожила компания на скамейках: парни поднимали головы и взглядывали на Викторию. Впечатление было такое, будто они накидывали на неё верёвки, а Чёрный Кир брался за эти верёвки и тащил девушку к себе. Виктория шла напряжённо, изо всех сил сопротивляясь, а Вадим не понимал, что происходит: почему она идёт к "пацану"; почему она идёт пошатываясь, словно её тянут в разные стороны.
Вся площадка была шагов в десять. Через три шага Виктория сделала натужное движение обернуться, только дёрнулась, а Вадим услышал тонкий придушенный вопль — смесь ярости человека, привыкшего делать по-своему, и жалобы перепуганного ребёнка:
— Я не хочу!.. Вадим!..
Пока ещё только удивлённый и слегка встревоженный — сама же пошла! — Вадим заторопился к девушке.
Чёрный Кир по-прежнему сидел на скамейке и точно не замечал идущего. Если он и отдал приказ, то бесшумно.
Одни из сидящих резко выбросил ногу вперёд.
Падая, Вадим машинально прижал к себе сумку с продуктами — она смачно грохнула об асфальт и смягчила удар. Но очки улетели на метр вперёд. Он расслышал суховатый стук и слепо зашарил ладонью. Потом он не увидел, но ощутил: кто-то приблизился к нему, и раздался характерный треск и привизг стекла по камешкам. Подошедший не просто наступил на очки — он старательно раздавил их.
Беспомощный без очков (ну-ну, а в очках супермен!), готовый к боли (он был уверен, что его забьют ногами), он, тем не менее, беспрепятственно встал, стараясь не думать, во что превратилось содержимое сумки. Не понимая, что он делает, а лишь подчиняясь подсознательной догадке, что он должен быть свободен, Вадим поставил обе сумки чуть сбоку и попытался разгадать, что же впереди.
Чёрное пятно и красное пятнышко — Чёрный Кир и Виктория, которая уже не кричит, а скулит:
— Я не хочу с тобой… Я не хочу с тобой… Вадим!..
Пространство перед глазами вдруг расслоилось. Он будто очутился перед дверью-вертушкой, дверь медленно поехала, постепенно разгоняясь, и все четыре её прозрачные секции поплыли, и Вадим увидел Чёрного Кира. Тот равнодушно смотрел на него, и лицо его мелькало на стеклянных пластинах вертушки: секунды-две отчётливо видны внимательные круглые глаза — пластина уезжает, снова Чёрный Кир безразлично глядит, и Вадим, как-то со стороны изумлённый своим необычным зрением, успевает увидеть, что пацан держит за руку ноющую Викторию;
Девичий визг ожёг Вадима не слабее плеснувшего кипятка и разом разорвал на нём невидимые путы. Он сам не понял, что делает. Отключился от происходящего полностью. Действовал только организм: левая рука ухватила Викторию за краешек топа на спине, правая с опозданием на миг хлёстко ударила Чёрного Кира под подбородок, тело чуть развернулось, и левая нога (даже через подошву ботинка он почувствовал поддавшиеся рёбра) послала пацана куда подальше — и лежать бы Чёрному Киру у бордюра головой в кусты, если бы не выгнулся он, отчего нога Вадима только и скользнула по его рёбрам.
А ещё через секунду Вадима можно было брать голеньким и тёпленьким. На него обрушилось пространство чётких линий и красок. На театральной сцене распахнули занавес. В тёмном зале без окон включили свет. Он даже не понял, что обретение миром красок имеет отношение только к нему, к Вадиму. Потрясённо разглядывая стену дома, отмечая прямоугольники кирпичей и прожилки раствора, а на их фоне изысканно выписанную ветку сирени, будто на самом деле тонко прорисованную, как на японских или китайских рисунках тушью, он начал ощущать, что металлическая оправа не давит ему на нос, но — он видит; не зудит за ухом кожа от треснувшей пластмассы на дужке, но — он видит.
Не может быть. Близорукость исчезла?
Он боялся моргнуть. А вдруг эти чётко видимые очертания вновь расплывутся…
Но подсыхающие глаза потребовали влаги. Пришлось хлопнуть ресницами. Вадим даже не успел испугаться — резкость видимого продолжала оглушать.
Внезапно Виктория с силой дёрнула его назад, но не смогла заставить отступить, а лишь чуть развернула — так, что мимо проплыло взбешённое лицо Чёрного Кира, и взгляд Вадима остановился на следующем лице — смуглом, узкоглазом, с упрямо выпяченным ртом.
Вадим знал, что все действия, все события несутся вокруг него сломя голову. Для него одного время остановилось, и он наконец успевает увидеть, услышать, прочувствовать. И поймал тот самый миг истины, который определил как озарение, а мгновением позже — как новый выплеск дежа вю.
— Андрей? Привет. Как поживает Елена Анатольевна?
Чёрный Кир затормозил, взглянул на узколицего Андрея, потом — на Вадима.
— Хорошо, — нехотя шевеля губами, монотонно ответил Андрей. Он даже не удивился. Но и его короткого ответа оказалось достаточно, чтобы в паутине переплетённых и туго связанных чувств и отношений произошли некоторые изменения. Назвав Андрея по имени (за смуглость и восточные глаза прилипла к нему дворовая кличка — по-восточному вальяжное и крепкое имя Саид), осведомившись о его матери, Вадим точно выдрал пацана из монолита ему подобных и заставил остальных пребывать в неуверенности, что же делать дальше.
Только не Чёрного Кира. Справившись с замешательством, тот быстро и коротко, и даже без замаха, ударил, метя в челюсть.
Вадим перехватил его за кисть.
Одновременно оба шагнули вперёд и замерли.
Вадим был на полголовы выше мальчишки, но с трудом удерживал его рывки. А когда Чёрный Кир застыл перед ним, он неожиданно испытал чувство слабости и мути от вновь нахлынувшей тяжёлой волны дежа вю. Это было не смутное первоначальное узнавание, а мгновенное понимание: они стародавние смертельные враги. Глядя в юное лицо, в котором острые детские черты лишь начинали расползаться, намечая взрослое, Вадим узнавал гримасу ярости под тонким слоем надменности, ярости слишком выразительной в исполнении всё-таки мальчишки; и, встретившись глазами с Чёрным Киром, он необыкновенно ярко вспомнил характерный именно для Чёрного Кира жест — попытку удара, а следом за ним свой собственный перехват. Нет, они не впервые стоят в этой позе, где один сдерживает атаку другого.