Страждущий веры
Шрифт:
Я же маялась от скуки, потому что ни к делу, ни к разговорам меня не допускали. Под руку удачно попался дневник. Я разложила его на коленях, сидя у костра, чтобы сделать пару записей. На стоянках под открытым небом писать не получалось, а тут... На что я только надеялась? Чернила превратились в ледышку. Я добавила в них пару капель напитка туатов и попыталась растопить на огне. По крайней мере, они стали жидкими. Я обмакнула перо и попыталась вывести пару рун, но чернила расплывались мутными потёками, а бумага топорщилась и выпирала.
Эхом раскатился гадкий смешок. От неожиданности
В отместку я сама, не скрываясь, принялась его разглядывать. С недельной щетиной и всклокоченной шевелюрой он выглядел совсем косматым. К тому же при ходьбе, я вспомнила, заметно косолапил, но это, наверное, от тяжести туши. Медведь, вылитый медведь! Я хохотнула в голос. Микаш неловко поперхнулся и облился тем, что пытался пить до этого. Ага, не нравится! Я смилостивилась над ним и отвернулась. Потом ещё раз глянула украдкой. А фигура вполне ничего, могучая: бёдра узкие, в плечах косая сажень, осанка попрямее, чем у какого лорда будет. И если не смотреть в лицо — в полумраке его трудно разобрать... Нет, всё равно ужасен ровно настолько, насколько могут быть человеческие мужчины. И воняет от него, нет, кроме запаха шкур я ничего не уловила, но он просто обязан вонять потом и ещё чем-нибудь гадким.
И всё же это шанс. Интересно, как завязать с ним беседу?
Туаты покончили с готовкой и разлили по плошкам наваристую похлёбку. Как же я соскучилась по вкусу свежего мяса. Остальные, видимо, тоже, потому что накинулись на еду так, что даже про разговоры забыли. Следующие полчаса пещеру оглашал стук дюжины челюстей, старательно пережёвывающих куски тушёного мяса.
Микаш попытался было подсесть к нам, но брат метнул в него такой взгляд, что он устроился подальше. Я насытилась первой, впрочем, мне всегда хватало совсем капли, и снова заскучала, пока остальные тянулись за добавкой.
На другой стороне костра Асгрим вполголоса обсуждал с кем-то из своих товарищей дальнейший путь.
— Это слишком рискованно! — повысил голос предводитель туатов.
Его собеседник ткнул пальцем в разложенную на коленях карту:
— Да нет же, смотри, широкая тропа вдоль ущелья Белого орлана ведёт как раз к Штормовому перевалу. Это лучше, чем идти по плато, продуваемом всеми ветрами. К тому же короче.
— Если вы о том узком выступе, что нависает над самой бездной, к западу отсюда, то не советую, — встрял в их разговор Микаш. Он как раз дожидался своей очереди у котла с добавкой и с любопытством навис над спорщиками. — Я там был. Только что сошла лавина, и всю дорогу завалило — не проедешь, не пройдёшь.
— Они там часто бывают, — кивнул Асгрим. — Остаётся только плато.
Об плошку стукнула деревянная ложка, от горячей похлёбки тонкой струйкой поднялся пар.
«Ты заблудился?»
Микаш уже отходил от костра, когда я спросила, и едва не упал, зацепившись ногой за камень. Похлёбка расплескалась по краям. Микаш вытер их пальцем и со смаком облизал. Губы аж залоснились от жира. Я передёрнула плечами.
«Чего?» —
«Ты вроде собирался нового хозяина искать. Так вот, все люди в другой стороне».
«Я заметил», — оборвал он, уселся на свои шкуры и занялся едой.
Надо же, какой разговорчивый. Я продолжала наблюдать за ним, сама не зная зачем, даже почувствовав недовольство брата, не смогла остановиться. Загадка — вот что меня привлекало.
Вскоре Микаш встал и побрёл вглубь пещеры. Я прокралась следом, надеясь застать его одного. Когда нагнала, он замер, уткнувшись лицом в стену. Я кашлянула в кулак, чтобы привлечь его внимание.
— Тебя не учили, что подглядывать нехорошо? — устало ответил Микаш, не оборачиваясь.
Едва слышно раздалось журчание ударившейся о камень воды. О, боги, он пошёл по нужде, а я и не поняла!
— Извини... — я тоже отвернулась, чувствуя, как лицо пылает огнём. — Я просто хотела поговорить. Ты поцеловал меня в доме Ходока.
— Да, неудачная была идея. Я потом пожалел, — отозвался Микаш, шелестя одеждой.
Должно быть, закончил. Я повернулась. От цепкого взгляда по хребту пробежал мороз. Накатила робость. Я упрямо выпятила нижнюю губу, собираясь с мыслями.
— Я подумала... — боги, что ж я так трушу?! Если хочу жить одна, значит, нужно набраться мужества и забыть о страхах папиной дочки. Темнота всё скроет. — У меня есть дар, и я хочу, чтобы он полностью раскрылся. Ты не мог бы мне помочь?
— Сомневаюсь, что твоему брату понравится, если я стану тебя учить, — покачал головой Микаш.
— Я не об этом. Помоги мне стать женщиной.
Его лицо потешно вытянулось, а кустистые брови грозно сошлись над переносицей. Микаш мотнул головой и глухо застонал:
— С ума сошла? Да никогда в жизни!
Он собрался уходить, но я повисла на его локте.
— Почему? Я недостаточно красивая?
Микаш оглядел меня с ног до головы. Я облизала пересохшие губы. Что он собирался увидеть в темноте?
— Да, — сглотнув, выдохнул он.
Сердце ухнуло в желудок. Раньше мужчины никогда не сознавались в этом, хотя я всегда подозревала...
— То есть нет, — Микаш замахал руками. Увидел что ли, что я расстроилась? Да было бы из-за чего! — Такие девушки, как ты, не для меня. Только в мечтах... Нет, это ещё большая глупость, чем с поцелуем. Ты потом сама жалеть будешь.
— Какая тебе разница, буду я жалеть или не буду? Помоги мне — получи удовольствие, а дальше я сама разберусь, — дурацкие у него оправдания. Если бы моего брата об этом попросила даже не самая красивая девушка, он бы согласился.
— Так спорное-то удовольствие. Один раз, а потом всю жизнь от воспоминаний мучиться придётся. Понимать, что всё случилось, только потому что я вовремя под руку подвернулся. И как бы я ни старался, как бы ни мечтал, ни грезил в снах, оно никогда не повторится. Останется незаживающей раной на сердце.
Его глаза заблестели. Дрожащие пальцы коснулись моей щеки и убрали волосы за ухо. Он так знакомо робел... совсем как я.
— Ты что девственник?!
— Не было у меня на это ни времени, ни желания! — вспылил он и зашагал обратно.