Страждущий веры
Шрифт:
Я уже переоделась в сорочку и переплетала перед сном косы, разглядывая своё измождённое отражение в зеркале, когда в дверь постучали. Я не успела ответить, как на пороге появилась одетая в тёплое платье и серую шерстяную шаль нянюшка. Из-за её спины выглядывал взъерошенный и заспанный Вейас.
— Собирайся. Жых отыскал ту вёльву. Возьми для неё подарок. Если повезёт, уговорим вашу судьбу переменить, — взволнованно сказала нянюшка и улыбнулась с надеждой. — Скоренько! Чего ты ждёшь?
Я принялась одеваться. Хоть и не слишком верилось в успех, но обижать нянюшку не хотелось. Если уж она старого Жыха, нашего ловчего, заставила
Я надела башмаки поудобней и плащ потеплей: идти долго, скорее всего, придётся, и не по нахоженным дорогам, а по кривым лесным стежкам, через бурелом и трясину. Вёльвы кочуют, редко на одном месте засиживаются. Люди их рядом с собой не терпят, вот они и прячутся в укромных закутках и не тревожат никого без дела.
Вейас хмурился одним глазом, а вторым ещё спал. Плёлся за нами безучастно. Наверное, на авантюру тоже только из вежливости согласился. Молчал. Даже про отца не спрашивал, хотя стоило поговорить, учитывая, как они поругались. Но вытягивать из него слова не было сил. Пускай сами разбираются. Тем более тут я была всецело на стороне отца.
Шли долго, через старый восточный лес, который селяне уважительно именовали Дикой Пущей, дремучий и древний, как сам мир. Пробирались через поваленные сосны, протискивались между колючими лапами молодых елей, прыгали по скользким после дождя кочкам, боясь увязнуть в болотной жиже. Только ближе к полуночи на краю небольшой поляны учуяли тягучий запах горящих можжевеловых веток и заметили рыжевато-алые отблески костра.
Нянюшка подобрала юбки и, стараясь ступать как можно тише, пошла вперёд. Мы с братом переглянулись и двинулись следом. Боязно с вёльвой встречаться, да ещё ночью посреди прожорливых лесных топей. А вдруг она от обиды на отца нас зачарует и в трясину заманит? Утопимся — вот и вся перемена судьбы будет.
Над головой ухнула белая неясыть. Я зажала рот рукой, чтобы не закричать, и тут же споткнулась о сухой сук. Треск огласил поляну эхом. Нянюшка обернулась и укоризненно покачала головой.
— Кто здесь? — донёсся от костра знакомый скрипучий голос. — Дух или человек, не таи злые помыслы в ночи!
— Мы из замка. Нужда пригнала. Дурного ничего не желаем! — отозвалась нянюшка и поманила нас за собой.
Вейас пошёл первым. По-моему, присутствие вёльвы ему было так же безразлично, как и дорога через дремучий ночной лес. А вот меня уже ощутимо потряхивало. Спину будто прожигал тёмный, исполненный ненависти ко всему живому взгляд. Неясыть? Жуткая птица!
Озираясь по сторонам, мы вышли к костру. Рядом на скорую руку был поставлен навес, накрытый еловыми лапками и мхом. Белоглазая карга стояла у костра чуть поодаль и помешивала берёзовой палкой варево, бурлящее в огромном чёрном котле.
— Зачем явились, горемычники? — спросила она, не отрываясь от своего занятия. Отблески пламени плясали по её лицу, облекая его в причудливо изломанную маску.
— Хотели судьбу переменить, о дальноглядящая! — нянюшка встала на колени и коснулась лбом земли.
Мы с братом удивлённо переглянулись. Нянюшка поднялась и надавила на плечи так, что нам тоже пришлось поклониться. В пояс, конечно, не в землю — это было бы слишком. Сумеречники даже перед королями не кланяются.
— Простите их.
— Их отец тоже молод и глуп? — вёльва усмехнулась тонким, изъеденным морщинами ртом. — Не оправдывайся. Я хоть и слепая, но прекрасно вижу, куда мир катится. Повсюду гордыня, святотатство и лицемерие. Даже орден, хранитель древнего знания и божественного дара, утратил веру. А без веры мы ничто. Пожираем сами себя, как великий змей Йормунганд. Вот уже и с людьми войну затеяли, хотя боги наказывали не проливать человеческой крови и сражаться лишь с демонами. Седна гневается, Хозяин Вод пропал, и некому усмирить её крутой нрав. Чую, беда грядёт. Да такая, какой этот мир ещё не видывал.
— Что, хуже нашествий демонов? — вырвалось у меня.
Вёльва сверкнула белесыми глазами. Я прикусила язык.
— Демоны, которых мы знаем, только слабый отголосок. Да и насколько мы, люди, отличаемся от них? Они лишь другой народ, который хочет жить.
Вот это настоящее святотатство — за такие речи орден на костёр отправляет. Нет, не может такого быть. Это мы, те, кто с даром, как демоны, а остальные… просто люди.
Сколько же я всего не знаю и не понимаю, а хотелось бы!
— Давайте подарки, — шепнула нянюшка, когда молчание стало в тягость.
Вейас выхватил из ножен меч и замахнулся. Мне показалось, что он хочет отрубить старухе голову, но он опустил клинок и протянул его вёльве. Я достала из-за пазухи свою вышивку и сделала то же самое.
— Никудышное оружие от никудышного воина, — расхохоталась каркающим смехом старуха. Вейас фыркнул и отвернулся. — И безыскусное рукоделие от бездарной бледной мыши?
Я затаила дыхание от бешенства. Ведь она даже узора не видела! А он получился. Настоящий. Живой. С душой. Особенно глаза… Как те, что я во сне видела. Больше ни у кого таких нет! Пришлось до крови впиться ногтями в ладони, чтобы проглотить обиду молча.
— Не поможете?! — нянюшка упала на колени и поползла к вёльве, заламывая руки.
Хотелось поднять её на ноги и увести от демоновой карги. Мерзкая злобная тварь!
— Умоляю, я всё отдам, только смилуйтесь! — нянюшка достала из-за пазухи бронзовый обручальный браслет и вручила вёльве. — Это всё, что осталось от моего суженого. Мы так и не успели пожениться: он погиб во время нашествия.
Вёльва с интересом вертела в руках украшение. Не слишком искусное. Бронзовый браслет на свадьбу — всё, чем довольствовались простолюдины. Мы же носили серебряные, хотя могли купить и золото, но традиции не позволяли. Мы должны помнить, что даже если мы не подчиняемся королям и можем быть намного богаче их, а всё же они стоят выше нас.
— Желаешь разорвать связь с любимым ради чужих детей? — в голосе вёльвы не осталось былой надменности и презрения, звучал лишь живой интерес: — Зачем?
— Что мне давно утраченная любовь? — нянюшка всхлипнула и, вскинув голову, посмотрела так, как не всякая госпожа умела: — Да и найду ли я её на том берегу Сумеречной реки? А эти дети мне как родные. Я видела, как они появились на свет. Слышала их первый крик и первое слово. Помогала сделать первые шаги. Не спала ночами, когда у них болели животики и резались зубки. Лечила и выхаживала, когда хворали. Успокаивала сказками, когда их мучили кошмары. Не хочу, чтобы они умерли, так и не пожив толком, пусть даже за это придётся отдать мою единственную любовь.