Стражи панацеи
Шрифт:
— Он слишком молод, и пока не нашёл себя.
— Всего на два года старше вас. А рядом с вами любой мужчина себя найдёт, — сделал искренний комплимент Крононби.
— Не знаю, Эдуард. Я ведь не лошадь на аукционе. Всё должно происходить естественным путём, — спокойно ответила она, больно кольнув собеседника своим равнодушием к браку.
Грузовик почтовой службы DHL доставил Беатрис Стюарт деревянный кейс, вроде мольберта, с указанием швейцарской ювелирной фирмы на обратном адресе.
Анонимные
— Это дорогая ювелирная вещь, мэм, — проронил он, уставившись на хозяйку широкими глазами. — При пересечении границ за неё была уплачена существенная таможенная пошлина. Здесь все документы, — объяснил посыльный, будто предупреждённый о нелюбви хозяйки к подаркам, и опустил на стол папку.
«Дорогой подарок от незнакомца. В этом всегда что-то не чистое и провокационное», — с раздражением подумала она.
Но деваться было некуда, да и любопытство подзуживало. Она сорвала пломбу, раскрыла коробку и выставила на стол увесистый прямоугольник с подставкой, закрытый пенопластом.
Под оболочкой воссияла картина. Но не обычная, а сотворённая из драгоценных металлов и камней. В этом завораживающем отблеске тут же растворилось недовольство к незнакомцу, сделавшему такой подарок.
Холстом служил платиновый лист, рамка — золотая, прикреплённая шарнирами к золотой же подставке. Картину можно было наклонять, или, сложив подставку, украсить ею стену.
Картина изображала пруд с кувшинками, полностью усыпанная драгоценными камнями. Цветки кувшинок были также собраны из мелких бриллиантов, с золотыми тычинками, листья отливали изумрудом, вода поблескивала аметистовой россыпью, рябь изображалась мазками из жемчуга.
Пейзаж достигал максимального очарования на некотором удалении, как живопись импрессионизма, только вместо сочности масляных красок, он сиял драгоценными камнями. Картина вызывала слёзы восторга и радости.
В коробке нашлось два конверта — от мастера изготовителя, и от поклонника. Беатрис, конечно, сперва открыла второй. Её ожидало разочарование и, любопытство, доведённое до неистовства.
«Прошу принять этот дар от преданного поклонника», — извещало послание золотыми буквами.
Никто прежде таких изысканных подарков ей не дарил, хотя многие состоятельные мужи клеились к ней, суя просто дорогие подарки. Беатрис же была как роза: обаятельна и соблазнительна, пока кто-то не пытался заявить на неё права. Тогда то они и натыкались на шипы. Претенденты чаще оказывались не первой свежести, с притязаниями, основанными на чопорности их богатства, а не личностными достоинствами.
В её идеал мужчины вписывался кавалер, достигший, разумеется, успеха, от тридцати до сорока лет. Этот же поклонник, как минимум имел вкус. Она сгорала от желания узнать его личность, опасаясь не разочароваться старым волокитой миллиардером, или каким-нибудь ветреным голливудским
Она поручила своим двоим охранникам, выяснить, кто заказчик роскошного подарка. Те потратили несколько дней, но вернулись ни с чем: лицо, сделавшее подарок, скрывалось за посредниками. Однако же, это не разочаровало Беатрис, уверенной, что этот инкогнито рано или поздно объявится.
ГЛАВА 12. Ложь — орудие страстей
Визант узнал от агента Дюрана, что Спирин исчез в неизвестном направлении. Александр пригласил Веру как всегда в паб, сначала, чтобы потом отправиться в отель и увенчать встречу сладострастием.
Она чувствовала натянутые манеры Александра, также как и он понимал собственную фальшь и её ложную благосклонность. Но он всё равно терял голову, забывая о коварстве и её сговоре с его главным врагом.
Пока она оставалась в постели, прикрывшись простыней до плеч, ничего не подозревая, Визант решил нанести удар.
— Ты встречаешься со Спириным и доносишь ему наши разговоры, — объявил Александр среди томной тишины, одевшись и стоя перед ней.
Она взглянула на него удивлённо, повернув в его сторону голову. Он присел, наливая шампанское.
Она села на кровать, спиной к нему и начала одеваться. Закончив туалет, встала, приняв гордую осанку и бросив уничтожающий и злорадный взгляд на него.
— Это твои догадки, — она что-то искала в своей сумочке, держась слишком равнодушно, скорее, к счастью.
— У меня есть снимки и записи, — с досадой отвечал Александр, будто этот разговор сулил ему больше неприятностей, чем ей.
— Мы с тобой договаривались, чтобы твои люди не подсматривали в замочную скважину, — она встала перед ним, упёршись одной рукой в талию, второй, удерживая в растерянном жесте сумочку.
— Они следили за Спириным, а ты оказалась в его особняке, докладывая ему о нашей встрече. Вот дискета, — он вынул злосчастную пластину из кармана.
Вера ядовито ухмыльнулась, голосом, идущим из самой глубины.
— И ты ещё предлагаешь мне всё это слушать? — произнесла с той интонацией, когда говорят с идиотом.
— Ты же просила доказательств, — сдержанно парировал Александр, ощущая свой проигрыш. — Спирин убил твоего отца, завладев его бриллиантами и поделившись с тобой.
— Грязная ложь. Но ты недалеко от него ушёл, раз используешь его поганые уловки. Заманил меня в постель, чтобы высказать мне эту мерзость. Ну, ты и свинья, — высказалась она глубинным ядовитым голосом.
Впервые Александр испытывал такую ярость к ней. Как затаившийся зверь, полный энергии броска, он следил за жертвой. Её движения казались ему как в замедленных кадрах, хотя она суетливо закрыла сумочку и доставала плащ. В мгновение ока он оказался около неё, закрыв ей рот на излёте её визга. Именно теперь она была искренна в своём страхе, что его успокоило, как победителя при виде поверженного врага.